Оставалось только подавить чувство вины, которое вызывал у нее Уолтер, и грусть из-за того, что она не была той девушкой, которая была нужна и ему, и ей самой. Как он был прав, не торопя события! Как он был прав в своих суждениях о ней! Осознавая, как верно и точно он ее оценивал, Патти все сильнее охватывали грусть и чувство вины из-за того, что она собиралась разочаровать его, и она еще глубже погружалась в омут неуверенности.
Затем почти неделю от Уолтера ничего не было слышно. Патти заподозрила, что он держался на расстоянии по предложению Ричарда, что Ричард прочел ему женоненавистническую лекцию о девичьем вероломстве и необходимости защищать свое сердце. В ее воображении Ричард считал, что оказывает тем самым услугу своему другу, а тот был в шоке от крушения иллюзий. Она не переставала думать об Уолтере, который возил ей в автобусе горшки с крупными растениями и краснел в тон пуансеттии. Она вспоминала вечера в ее общежитии, когда его заставала врасплох местная зануда, Сюзанна Сторс, — она зачесывала волосы на одну сторону, оставляя с другой несколько жидких прядей, болтающихся над ухом, — и как терпеливо он выслушивал монотонную кислятину насчет диеты Сюзанны, тягот инфляции, духоты в ее спальне и ее многочисленных разочарований в администрации и преподавателях университета, в то время как Патти, Кэти и другие девочки хохотали над «Островом фантазий». [33]Как Патти, якобы обездвиженная травмой, отказывалась встать и спасти Уолтера от Сюзанны, боясь, что та придет и будет изливать свою тоску на всех остальных, и как Уолтер, который вместе с Патти подшучивал над Сюзанной и прекрасно помнил, сколько работы у него впереди и как рано ему предстоит завтра вставать, все же раз за разом попадал в ее сети, потому что Сюзанна увлеклась им, а он жалел ее.
Короче, Патти не находила в себе сил снять наживку. Они не разговаривали, пока Уолтер не позвонил из Хиббинга — извиниться за долгое молчание и сообщить, что его отец впал в кому.
— Уолтер, я по тебе соскучилась! — воскликнула она именно то, что Ричард попросил бы ее не произносить.
— И я по тебе скучаю.
Она додумалась расспросить его об отце, хотя демонстрировать свою заботу стоило только в одном случае: если она намеревалась перейти с ним к следующему этапу. Уолтер рассказал об отказе печени, отеке легких и дерьмовых прогнозах.
— Мне ужасно жаль, — сказала она. — Слушай, по поводу комнаты…
— Тебе не обязательно решать прямо сейчас.
— Но тебе же нужен ответ. Если хочешь сдать ее кому-нибудь еще…
— Я бы лучше тебе сдал.
— Да, и я бы, может, и сняла, но на следующей неделе мне надо съездить домой, и я думала добраться до Нью-Йорка с Ричардом. Раз уж он все равно едет.
Все опасения, что Уолтер не уловит подтекста этого сообщения, утонули в его внезапном молчании.
— У тебя ведь уже был билет на самолет? — спросил он наконец.
— Его можно сдать, — солгала она.
— Это хорошо, — сказал он. — Но, знаешь, не стоит полагаться на Ричарда.
— Знаю, знаю. Ты прав. Я просто подумала, что сэкономлю деньги и они пойдут на оплату комнаты.
Двойная ложь. Билет купили ее родители.
— Я в любом случае заплачу за июнь.
— Зачем, если ты все равно не собираешься здесь жить.
— Может и собираюсь, говорю же, я пока не знаю.
— Ладно?
— Мне хочется, правда. Я просто не уверена. Так что, если найдешь другого съемщика, не сомневайся. Но за июнь я точно заплачу.
Последовала очередная пауза, после чего Уолтер разочарованным голосом сказал, что ему надо освободить телефон.
Преисполнившись бодрости после проведения этого тяжелого разговора, Патти позвонила Ричарду и уверила его, что произвела все необходимые действия по снятию наживки, на что Ричард ответил, что пока что не определился с датой выезда и хочет по пути остановиться в Чикаго, чтобы сходить на пару концертов.
— Мне главное — добраться до Нью-Йорка к субботе.
— Точно, годовщина свадьбы. Где это будет?
— В «Мохонк маунтин хаус», но мне нужно будет доехать до Уэстчестера.
— Посмотрим.
Нет ничего веселого в том, чтобы путешествовать с человеком, который считает, что от тебя, как и ото всех женщин, одни проблемы, но Патти не знала об этом до начала пути. Все началось с даты отправления, которую пришлось менять по ее просьбе. Затем оказалось, что из-за проблем с грузовиком должен задержаться Эррера, а поскольку в Чикаго Ричард планировал остановиться у друзей Эрреры, а Патти в его планы не входила, ситуация обещала быть неловкой. Кроме того, Патти не умела рассчитывать расстояния, поэтому, когда Ричард забрал ее на три часа позже обещанного и они выехали из Миннеаполиса только во второй половине дня, она не осознавала, как поздно они приедут в Чикаго и как важно не терять времени на трассе И-94. Они опаздывали не по ее вине. Она не постеснялась попросить сделать остановку у городка О-Клэр, чтобы освежиться, а через час — еще одну, неизвестно у чего, чтобы поужинать. Это было ее путешествие, и она твердо решила насладиться им! Но заднее сиденье было завалено оборудованием, которое Ричард не решался оставлять без присмотра, а его собственные нужды удовлетворял жевательный табак (на полу стояла большая плевательница), и хотя он не злился на то, что из-за костылей Патти делала все медленнее обычного, он и не предлагал ей расслабиться и не торопиться. И всю дорогу, каждую минуту, несмотря на немногословие Ричарда и плохо скрываемую досаду на ее вполне понятные человеческие потребности, она почти физически чувствовала, что он хочет ее трахнуть, и это тоже не добавляло непринужденности их беседе. Не то чтобы Патти не тянуло к нему. Но ей нужно было немного времени и пространства, и автор смущенно признает, что, несмотря на юность и неопытность, Патти отвоевывала себе это время и пространство, переводя разговор на Уолтера.
Сначала Ричард уходил от этой темы, но когда Патти удалось его разговорить, она много узнала о прошлом Уолтера. Об организованном им симпозиуме, посвященном перенаселению и реформе коллегии выборщиков, на который почти никто не пришел. О новаторском музыкальном шоу «Новая волна», которое он четыре года вел на университетской радиостанции. О том, как он собирал подписи, чтобы в общежитии Макалистера лучше конопатили окна. О колонках, которые он писал для газеты колледжа, одна из которых была посвящена подносам с едой (он тогда работал в столовой): Уолтер подсчитывал, сколько семей в Сент-Поле можно накормить тем, что выбрасывается за вечер, напоминал своим однокашникам, что работникам приходится возиться с размазанным повсюду ореховым маслом, сражался со студенческой привычкой наливать в хлопья в три раза больше молока, чем нужно, а потом оставлять на подносах чашки, переполненные молоком, — неужели они думают, что молоко — это бесплатный и бесконечный ресурс вроде воды? Ричард говорил об этом тем же покровительственным тоном, какой он принял в разговорах с Патти две недели назад, тоном нежного сожаления по отношению к Уолтеру, как будто ему было больно оттого, что тот тратит столько сил, бодаясь с жестокой реальностью.
— А девушки у него были? — спросила Патти.
— Ему не везло, — ответил Ричард. — Он западал на недоступных телок. Тех, у кого были парни. Творческих телок, которые вращались в других кругах. По одной второкурснице он весь выпускной год страдал. Он отдал ей свое время в радиосетке — пятничный вечер — и вместо этого взял дневное время в четверг. Я узнал слишком поздно, чтобы помешать. Он переписывал ее работы, водил ее на концерты. Противно было видеть, как она на нем ездила. Вечно ни с того ни с сего приходила к нам.
— Как странно, — заметила Патти. — С чего бы?
— Он никогда меня не слушает. Дико упрямый. И по нему вроде бы не скажешь, но он всегда западает на хорошеньких. Красивых, с хорошей фигурой. Он в этом плане амбициозный парень. В колледже его это счастливым не сделало.