Патти познакомилась с гигантским ластиком душным августовским воскресеньем: она вернулась с пробежки и обнаружила его на диване, словно бы съежившемся под огромным Ричардом. Элиза тем временем принимала душ в их неописуемой ванной. Ричард, одетый в черную футболку, читал книгу, на мягкой обложке которой была большая буква V. Только после того как обливающаяся потом Патти налила себе стакан холодного чая, он обратился к ней:
— А ты что?
— Прошу прощения?
— А ты что тут делаешь?
— Я тут живу.
— Понял.
Ричард медленно и тщательно оглядел ее. Ей показалось, что, по мере того как его взгляд скользил по ее телу, она постепенно впечатывалась в стену, и когда он отвернулся, она, абсолютно плоская, оказалась пришпилена к обоям.
— Ты видела альбом? — спросил он.
— Э-э. Альбом?
— Я тебе покажу, — сказал он. — Тебе, должно быть, интересно.
Он сходил в комнату Элизы и протянул Патти папку на трех кольцах, после чего вновь уткнулся в книгу и как будто забыл о ней. Это была старомодная папка, обитая бледно-голубой тканью, на которой крупными буквами было написано ее имя: ПАТТИ. В нем были, как показалось Патти, все ее фотографии, когда-либо печатавшиеся в спортивном разделе газеты «Миннесота дейли», все открытки, которые она когда-либо посылала Элизе, все полоски фотографий из фотобудок, где они снимались вдвоем, и все фотографии с тех выходных, когда они наелись кексов с марихуаной. Патти сочла альбом странным и чересчур подробным, но главным образом она почувствовала жалость к Элизе — жалость и стыд, что спрашивала у подруги, любит ли та ее.
— Странная она девочка, — заметил Ричард с дивана.
— Где ты это взял? Ты всегда копаешься в вещах людей, с которыми спишь?
Он рассмеялся.
— J’accuse![27]
— Всегда?
— Остынь. Он лежал за кроватью. На самом виду, как говорят копы.
Шум воды в ванной оборвался.
— Верни на место, — сказала Патти. — Пожалуйста.
— Я подумал, что тебя это заинтересует, — сказал Ричард, не двигаясь с места.
— Пожалуйста, положи его туда, откуда взял.
— Начинаю подозревать, что у тебя такого альбома нет.
— Пожалуйста.
— Очень странная девочка, — повторил Ричард, забирая у нее альбом. — Потому я и заинтересовался.
Фальшь, сквозившая в обращении Элизы с мужчинами, — она непрестанно хихикала, сюсюкала и ерошила волосы — могла настроить против нее даже друзей. В сознании Патти переплелись ее постоянное стремление угодить Ричарду, ее странный альбом и неуверенность в себе, которую он символизировал. Она впервые начала стесняться своей подруги. Это было странно, учитывая, что Ричард не стеснялся спать с Элизой, а у Патти вроде как не было причин интересоваться его мнением об их дружбе.
В следующий раз она увидела Ричарда чуть ли не в последний день житья в клоповнике. Он снова сидел на диване, сложив руки и тяжело притопывая правым сапогом, и наблюдал за Элизой, которая играла на гитаре именно так, как привыкла слышать Патти: крайне неуверенно.
— Ты не попадаешь, — сказал он. — Отстукивай ритм.
Но Элиза, вспотевшая от сосредоточенности, остановилась, как только заметила Патти.
— Я не могу играть при ней.
— Можешь, почему нет, — сказал Ричард.
— Вообще-то не может, — запротестовала Патти. — Я ее нервирую.
— Интересно. С чего вдруг?
— Понятия не имею, — ответила Патти.
— Она слишком меня поддерживает, — сказала Элиза. — Я прямо чувствую, как она хочет, чтобы у меня все получилось.
— Какой ужас, — обратился Ричард к Патти. — Ты должна хотеть, чтобы она слажала.