Патти познакомилась с гигантским ластиком душным августовским воскресеньем: она вернулась с пробежки и обнаружила его на диване, словно бы съежившемся под огромным Ричардом. Элиза тем временем принимала душ в их неописуемой ванной. Ричард, одетый в черную футболку, читал книгу, на мягкой обложке которой была большая буква V. Только после того как обливающаяся потом Патти налила себе стакан холодного чая, он обратился к ней:
– А ты что?
– Прошу прощения?
– А ты что тут делаешь?
– Я тут живу.
– Понял.
Ричард медленно и тщательно оглядел ее. Ей показалось, что, по мере того как его взгляд скользил по ее телу, она постепенно впечатывалась в стену, и когда он отвернулся, она, абсолютно плоская, оказалась пришпилена к обоям.
– Ты видела альбом? – спросил он.
– Э-э. Альбом?
– Я тебе покажу, – сказал он. – Тебе, должно быть, интересно.
Он сходил в комнату Элизы и протянул Патти папку на трех кольцах, после чего вновь уткнулся в книгу и как будто забыл о ней. Это была старомодная папка, обитая бледно-голубой тканью, на которой крупными буквами было написано ее имя: патти. В нем были, как показалось Патти, все ее фотографии, когда-либо печатавшиеся в спортивном разделе газеты “Миннесота дейли”, все открытки, которые она когда-либо посылала Элизе, все полоски фотографий из фотобудок, где они снимались вдвоем, и все фотографии с тех выходных, когда они наелись кексов с марихуаной. Патти сочла альбом странным и чересчур подробным, но главным образом она почувствовала жалость к Элизе – жалость и стыд, что спрашивала у подруги, любит ли та ее.
– Странная она девочка, – заметил Ричард с дивана.
– Где ты это взял? Ты всегда копаешься в вещах людей, с которыми спишь?
Он рассмеялся.
– J’accuse![27]
– Всегда?
– Остынь. Он лежал за кроватью. На самом виду, как говорят копы.
Шум воды в ванной оборвался.
– Верни на место, – сказала Патти. – Пожалуйста.
– Я подумал, что тебя это заинтересует, – сказал Ричард, не двигаясь с места.
– Пожалуйста, положи его туда, откуда взял.
– Начинаю подозревать, что у тебя такого альбома нет.
– Пожалуйста.
– Очень странная девочка, – повторил Ричард, забирая у нее альбом. – Потому я и заинтересовался.
Фальшь, сквозившая в обращении Элизы с мужчинами, – она непрестанно хихикала, сюсюкала и ерошила волосы – могла настроить против нее даже друзей. В сознании Патти переплелись ее постоянное стремление угодить Ричарду, ее странный альбом и неуверенность в себе, которую он символизировал. Она впервые начала стесняться своей подруги. Это было странно, учитывая, что Ричард не стеснялся спать с Элизой, а у Патти вроде как не было причин интересоваться его мнением об их дружбе.
В следующий раз она увидела Ричарда чуть ли не в последний день житья в клоповнике. Он снова сидел на диване, сложив руки и тяжело притопывая правым сапогом, и наблюдал за Элизой, которая играла на гитаре именно так, как привыкла слышать Патти: крайне неуверенно.
– Ты не попадаешь, – сказал он. – Отстукивай ритм.
Но Элиза, вспотевшая от сосредоточенности, остановилась, как только заметила Патти.
– Я не могу играть при ней.
– Можешь, почему нет, – сказал Ричард.
– Вообще-то не может, – запротестовала Патти. – Я ее нервирую.
– Интересно. С чего вдруг?
– Понятия не имею, – ответила Патти.
– Она слишком меня поддерживает, – сказала Элиза. – Я прямо чувствую, как она хочет, чтобы у меня все получилось.
– Какой ужас, – обратился Ричард к Патти. – Ты должна хотеть, чтобы она слажала.
– О’кей, – согласилась Патти. – Я хочу, чтобы ты слажала. Можешь? У тебя вроде неплохо это получается.