Надев пуховик и вязаную шапочку с эмблемой “Сусликов”, она отправилась в лекторий, надеясь, что Блэкман еще выступает, но здание уже было заперто. На секунду Патти задумалась, не вернуться ли ей к себе, чтобы позвонить Уолтеру, но тут же поняла, что больше всего ей сейчас хочется нарушить режим и напиться вина. По заснеженным улицам она добрела до квартиры Элизы и тут поняла, что на самом деле ей больше всего хочется наорать на подругу.
Элиза возразила по домофону, что сейчас поздно и она устала.
– Впусти меня, – потребовала Патти. – Без вариантов.
Элиза впустила ее и улеглась на диван. Она валялась в пижаме и слушала какой-то пульсирующий джаз. Густой воздух был пропитан апатией и застоявшимся сигаретным дымом. Патти, упакованная в пуховик, стояла у дивана, и с ее кроссовок стекал растаявший снег. Элиза медленно дышала и очень долго собиралась заговорить – случайные подергивания лицевых мускулов наконец утратили хаотичность, и ей удалось пробормотать:
– Как игра?
Патти не ответила. Вскоре стало очевидно, что Элиза забыла о ее присутствии.
Не было смысла начинать орать на нее прямо сейчас, поэтому Патти быстро обыскала квартиру. Она сразу же нашла у дивана героин – Элиза просто бросила сверху подушку. Среди поэтических и музыкальных журналов лежала синяя папка на трех кольцах. На первый взгляд, с лета ее содержимое не изменилось. Она порылась в бумагах и счетах в поисках чего-нибудь, имеющего отношения к медицине, но ничего не нашла. Пластинка пошла по второму кругу. Патти перевернула ее и уселась на журнальный столик – перед ней лежал альбом и героин.
– Подъем, – сказала она.
Элиза зажмурилась еще крепче. Патти потрясла ее за ногу.
– Подъем!
– Мне нужна сигарета. Химия меня просто вырубает.
Патти усадила ее попрямее.
– Привет, – сказала Элиза, слабо улыбаясь. – Рада тебя видеть.
– Я больше не хочу с тобой дружить, – заявила Патти. – Мы больше не будем встречаться.
– Почему?
– Просто не хочу.
Элиза закрыла глаза и потрясла головой.
– Ты должна помочь мне, – сказала она. – Я принимала наркотики из-за боли. Из-за рака. Я хотела сказать тебе, но не решалась…
Она откинулась на спину.
– У тебя нет рака. Ты это выдумала, потому что двинулась на мне.
– У меня лейкемия. Сто процентов.
– Я пришла из вежливости, чтобы поговорить с тобой лично. Теперь я пошла.
– Останься! У меня проблемы с наркотиками, ты должна мне помочь.
– Мне нечем тебе помочь. Обратись к родителям.
Последовала долгая пауза.
– Дай сигарету, – попросила Элиза.
– Меня бесят твои сигареты.
– Я думала, что ты меня понимаешь насчет родителей. В том плане, что я не та, кем они хотели бы меня видеть.
– Я тебя вообще не понимаю.
Последовала еще одна пауза.
– Ты же понимаешь, что будет, если ты уйдешь? – спросила Элиза. – Я покончу с собой.
– Тогда нам определенно следует остаться друзьями! – съязвила Патти. – Чувствую, будет весело.
– Я просто тебя предупреждаю. Ты – единственная прекрасная вещь в моей жизни.
– Я не вещь, – уверенно сказала Патти.
– Ты когда-нибудь видела, как кто-нибудь колется? Я неплохо наловчилась.
Патти убрала шприц и героин в карман куртки.
– Какой телефон у твоих родителей?
– Не звони им.
– Позвоню. Без вариантов.
– Ты меня не бросишь? Ты будешь меня навещать?
– Обязательно, – солгала Патти. – Скажи мне номер.
– Они все время о тебе спрашивают. Они считают, что ты хорошо на меня влияешь. Ты не уйдешь?
– Не уйду, – снова солгала Патти. – Какой номер?
Родители прибыли после полуночи и выглядели именно так, как должны выглядеть люди, которых оторвали от приятного времяпрепровождения по подобному поводу. Патти обрадовалась знакомству с ними, но это чувство определенно не было взаимным.
Бородатый отец с глубоко посаженными темными глазами и миниатюрная мать в кожаных сапогах на шпильках словно распространяли вокруг себя сексуальные вибрации: Патти подумала о французском кино и вспомнила слова Элизы, что они жизни друг без друга не мыслят. Патти была бы не против услышать парочку извинений за поведение их чокнутой дочурки в присутствии посторонних, или благодарность за заботу об их дочери на протяжении последних двух лет, или по крайней мере признание, что именно они проспонсировали последний кризис. Но как только семейка очутилась в одной комнате, немедленно начала разворачиваться странная диагностическая драма, в которой явно не было роли для Патти.
– Какие наркотики, говори! – потребовал отец.
– М-м, герыч, – ответила Элиза.