Сплетни поползли с новыми силами, о том, что происходит в семье мастера, гадали уже все. И как раз в это время Наиша аккуратно запустила цикл статей о творчестве внука, приурочив их к какому-то айраватскому национальному празднику. Праздник никого не заинтересовал, а вот статьи — очень даже, не знавшие раньше о мастере, но начитавшиеся светской хроники охотно к ним приобщались. И уходили заинтригованные: в конце последней значилось, что на нынешний момент мастер Шерсс работает над грандиозным проектом, который должен затмить все его прошлые работы. Тут не сплоховала леди Ариндель, напомнив публике о фонде, который и проспонсировал этот проект. Упомянула она и тот факт, что Шерсс почти на полгода отложил все иные дела, даже хорошо оплачиваемые, чтобы подарить разумным Сольваны что-то воистину невероятное, не получив за это ни-че-го. Конечно, все понимали, что скульптор такого уровня может и десять лет жить безбедно на деньги от предыдущих заказов, но раньше Шерсс участвовал в благотворительности лишь на общих, приличествующих его статусу основаниях.
В общем, к моменту, когда Янис начал потихоньку возвращаться в реальность, почва была подготовлена, открытия новой статуи ждали не просто с любопытством — с жадным предвкушением.
Любопытство мучило не только поклонников творчества горгоны. Ян ещё ни одно своё творение не создавал так долго — даже площадь на Шьяре. Там у него львиная доля времени ушла на то, чтобы придумать саму концепцию. Здесь же… Идею горгона вынашивал давно, но и воплощал рекордное количество времени. Это Ян-то, который, поймав нужную волну, за считанные дни создавал шедевры! А здесь несколько месяцев — месяцев сплошного и не спадающего вдохновения. Даже Рилонар не мог предположить, что у него получится.
Как это будет.
Самой сложной частью в работе Яниса было окаменение статуй — знаменитый «танцующий» эффект создавали как раз слои камня с разной ирризацией, разной структурой. Разного состава, в конце концов. Не всегда удавалось сразу совместить их как нужно. Временами Ян вообще переделывал заготовки, если оказывалось, что они не соответствуют его изначальному видению. Неудачные попытки обычно уходили на отделочные материалы — всё-таки высот в искусстве окаменения Ян достиг немалых, и камень из-под его взгляда выходил отличного качества. А что разный — так задача для дизайнера интереснее.
Но в этот раз из мастерской вывозили обломки только одного камня. Огненные опалы всех оттенков, от тёмно-оранжевых, почти в цвет сердолика, до солнечно-радужных. Это было логично — всё-таки Ян ваял если не феникса, то что-то с ним связанное. Но количество камня… Впору было решить, что он делает дракона в натуральную величину. Или что-то настолько сложное, что приходится раз за разом исправлять неудавшуюся задумку.
И место для установки будущей статуи Ян тоже выбирал сам, хотя обычно этим занимался Рилонар. Остановился он на смотровой площадке в скалах за городом: оттуда открывался вид чуть ли не на всю Сольвану. Город, конечно же, не мир, — но вид всё равно был потрясающим. А площадка — достаточно просторной, чтобы вместить не только статую, но и некоторое количество желающих ею полюбоваться.
Что странно, облагораживать площадку не стали, даже скалы не выравнивали. Репортёры изнывали от любопытства, предположения плодились, как грибы после дождя. Желающих попасть на презентацию было столько, что вместить их не смогла бы не только смотровая площадка, но и вся лестница к ней.
— Завтра, — Янис шало улыбнулся, падая на диван между детьми. — Уже завтра. Тимэрина, будешь меня сопровождать?
— Я? — удивлённо моргнула эльфийка.
Мастер Шерсс на всех презентациях появлялся только в сопровождении семьи либо супруга. Конечно, Тимэрина была принята в семью, но всё же…
— Именно ты, — кивнул Ян. — Это важно.
— Х-хорошо…
Со временем кто-то всё же догадался, что прототипом первых «танцующих статуй» был Рилонар. Потом творчество горгоны и вовсе разбирали по косточкам, строя предположения, кто именно из семьи мог повлиять на рождение новой статуи. Яна это даже веселило, и он давал своеобразные подсказки. Прошёлся мастер на презентации под руку с леди Ариндель — значит, изящество и лёгкость этого творения навеяны именно светлой эльфийкой. Держал на руках двух хвостатых малышей — счастливое отцовство вдохновляет не меньше, чем влюблённость. Но чаще всего, конечно же, был Рилонар. И попросить сейчас о сопровождении именно Тимэрину было правильно — к каким бы выводам потом ни пришла пресса.
Статую устанавливали на площадке под плотным покрывалом маскировочных чар. Даже рабочие не видели, что именно создал мастер — только примерные размеры. И подниматься всем приглашённым на открытие приходилось одинаково… ну, кроме тех, у кого были крылья. Впрочем, крылатые проявили понимание и расположились в скалах над площадкой.
Ян с семьёй шли первыми — и когда до площадки оставалось несколько ступеней, чары наконец-то упали.
В первую секунду Тимэрине показалось, что в скалах вспыхнула янтарная радуга. Нет, костёр? Маленькое солнце! Ещё несколько шагов — и она разглядела огромный кристалл огненного опала, вобравший в себя все возможные оттенки. Яркий, солнечный, словно светящийся изнутри…
А потом она наконец-то увидела.
Кристалл был вытянут в длину — как раз по направлению от лестницы к обрыву площадки. Ближний к лестнице край клубился облаками более тёмных оттенков — густеющих, наливающихся красками…
Складывающимися в силуэт феникса.
Он был старым — это бросалось в глаза даже через опаловые переливы. Старым и усталым… но удивительным образом — невероятно сильным. Словно эта усталость была плёнкой масла на поверхности штормового океана. Феникс не был гаснущим — там, внутри, под пеленой утративших яркость перьев копился взрыв. И это подспудное, нарастающее напряжение ощущалось до мурашек по телу и встающих дыбом волосков. Усиливалось с каждым пройденным шагом.
Опал был единым, не делящимся на области или грани, как те же стелы в Айравате. А ещё в нём не было статичных состояний. Горгона превзошёл самого себя. Он смог запечатлеть в камне процесс.
Янис никогда не видел перерождающегося феникса, но ему хватило встречи с Аверхнернисом, чтобы увидеть, с чего всё должно начаться. И Тимэрины — чтобы понять, как это должно происходить. Феникс в опале сгорал не потому, что обессилел. Он вспыхивал, освобождаясь от удерживающих его тенёт.
Отпуская своё пламя из такой привычной темницы.
Отдавая ему огромную вселенную вместо одного маленького тела.
Эта вспышка заставляла сердце невольно сбиваться с ритма, а горло — пересыхать. Все переливы, облака, оттенки растворялись в чистом пламени. Пламени, которое не могло обжечь физически, пламени, которое от века известно тем, кто творит. Которое подхватывает, уносит за собой, дарит крылья…
Дарит свободу быть собой.
Это воплощённое в камне пламя феникса захватывало ничуть не слабее. Завораживало. Но не было финалом. Если суметь оторваться, вспомнить, что кристалл был больше, сделать ещё один шаг — можно было рассмотреть, как это пламя собирается вновь. Скручивается спиралями, вспыхивает, складывается… в кокон?
И как этот кокон опадает, выпуская наружу юного феникса. Остатки пламени из кокона перетекали в его крылья, он сам весь мерцал, будто ни секунды не оставаясь в покое… Но главным были широко распахнутые глаза. Глаза, полные ожидания чуда. Готовые это чудо увидеть. Свободные от предрассудков и рамок.