Выбрать главу

====== Виражи ======

Фарлан. Ривай. Изабель. Трое профессиональных убийц, господствующих в глубоких подземельях, куда не может пробраться ни один гигант, ни один человек. Всё что им нужно — убивать. Убивать, для того чтобы жить. Жить самому вместо кого-то другого. Они — истинное воплощение жестокости и истинной сути людей.

Гиганты. Монстры. Чудовища. Внешнее подобие человека. Да и не только внешнее. Они — и есть люди, только с преувеличенными человеческими пороками. Именно — преувеличенными, потому что преувеличено то, что уже веками существовало в людях, только никто об этом не догадывался. Им ничего не нужно, кроме как наполнить свой желудок. А питаются чудовища людьми. Хотя в некотором смысле Гиганты даже лучше людей. Они убивают вследствие своего инстинкта, люди же делают это просто так, без разбора. И вот более ста лет человеческая раса борется с нашествием гигантов. Мария. Роза. Шина. Великие стены — единственное достижение остатков человечества. Именно — грязных остатков. Герои погибли, защищая родных. Алчные, трусливые и жалкие тряпки спрятались за стенами. Но, к сожалению, за ними смогла спрятаться даже не треть человечества. Человечество… Как это глупо! Человечество было раньше. Сейчас просто — некая бессмысленно существующуя субстанция, не имеющая ни моральных ценностей, ни целей. Люди позорно прячутся за стенами, боясь быть сожранными великанами. Они навсегда потеряли свою гордость. Гордость зваться Человеком. Высшей жизнью, обитаемой на Земле.

Но не все живут в этой более-менее благосостоятельной тюрьме. Многие из них спрятались под землей — в подземных городах, находящихся недалеко от стен. Но что отличает подземную жизнь от жизни на ней, так это то, что хаос, беспредел, ложь и жестокость полностью обнажаются и предстают перед людьми во всей своей красе. В этом темном мире можно увидеть своё истинное отражение: люди становятся похожими на гигантов, которые способны на все, лишь бы удовлетворить свои жалкие потребности. Здесь каждый сам за себя. Либо убьёшь ты, либо убьют тебя.

Трое подростков-преступников выделялись из основной массы людей. Их цели были иными. Они ценили немного другое и понимали мир иначе, хотя действовали, как и все — ножом.

— За нами хвост, — крикнул высокий парень. Его волосы развевались по ветру, а глаза цвета прекрасного неба, которое он никогда не видел, блестели то ли от ветра, то ли по другой причине, известной только ему. Тот, что летел справа от него, просто кивнул. Холоден. Ясен. И немногословен. Рыжеволосая девушка, сделав радостное сальто в воздухе, понеслась следом за парнями.

— Это очередные солдаты, — проговорил их лидер, — сделаем все по плану.

Изабель и Фарлан переглянулись. Это было всего лишь мгновение, неизмеримое временем, настолько короткое, что можно было подумать, оно ничего не значило для них, но они поняли друг друга, а в следующую секунду разлетелись в разные стороны, оставляя хмурого и сосредоточенного брюнета одного. О чём он думал? Даже его друзья не всегда понимали его поступки. Они не решались лезть в душу, которая была чернее чёрного. Они знали только то, что все его действия правильны, и верили… и доверяли ему, как самим себе.

Переключая интенсивность газа и свою скорость, Ривая направлялся только вперёд. Сколько себя помнил, он никогда не оглядывался. Иначе бы не выжил. Жестоко? Нет, справедливо… И да, — всё-таки жестоко.

Что-то изменилось. И Ривай это почувствовал. Чей-то прямой, нескрываемый взгляд прожигал ему спину. Парень оглянулся. Один из солдат начал заметно догонять его. Ривай только усмехнулся уголками губ. Забавно было из раза в раз демонстрировать свои способности в управлении УПМ, во многом превосходящие способности любого из солдат. Интересно было по-началу наблюдать за их реакцией: они всегда злились, ругались, корчили рожи. На их лицах была досада, потеря надежды, безвыходность, отчаяние. Парню было интересно на это смотреть. Ведь только в этот моменты люди сверху могли хоть на несколько минут прочувствовать то, что он чувствовал всю свою жизнь. Но интерес пропал: всё было слишком однообразно. И лица, и эмоции, и слова — посредственность. Ривай всё это уже давно прошёл. Он отчётливо понимал своё место, свою роль. Понимал, кто — они, а кто — он. Они же этого не видели. Или как всегда не хотели видеть.

Он начал вилять в разные стороны, выделывая невероятные виражи. В промелькнувших голубых глазах Ривай увидел блеск победы. Впервые за долгое время парень испытал смятение. Всего секунда — и он уже далеко вырвался вперёд. Солдат улыбнулся. «Да что с ним не так?» — промелькнула в голове Ривая. — «Он с своём уме? Уже давно пора сдаться.»

Но несмотря на то, что брюнет был очень силен и быстр в управлении УПМ, мужчина все равно не отставал. Ветер приподнял тёмно-зелёный плащ, и парень успел заметить герб крыльев, вырезанный на куртке солдата. Это не могло что-то значить для Ривая, но он напрягся и резко свернул за угол одного из полуразрушенных зданий. через секунду солдат промчался мимо, не успев вовремя среагировать на манёвр брюнета. Ривай снова усмехнулся. «Они такие же», — подумал он, и заглушил странное беспокойство, нараставшее в груди.

Брюнет оглянулся и, не увидев мужчины, окончательно успокоился и приземлился на крышу одного из пустовавших домов, но тут же был снесен резким порывом ветра. Чудом увернувшись, он избежал прямого попадания ножом в живот. Не давая опомниться Риваю, последовал следующий удар на уровне глаз. Пригнувшись, парень попытался сбить противника с ног, но неожиданно чуть сам не оступился, неудачно споткнувшись о выступавший край крыши. «Чёрт!» — мысленно выругался он.

Никто не хотел уступать. В кои-то веки Ривай сражался с кем-то, как с самим собой. Он вынужден был отступать, но он не пропускал ни единого удара или поворота мужчины. Мужчина улыбнулся так открыто и так приветливо, что парень немного опешил. «Что это? Почему у меня такое чувство, будто я пляшу под чью-то дудку?» И вот противник оказался открытым. «Сейчас!» Нож Ривая, который он за секунду до манёвра достал из сапога оказался прижат к горлу солдата. Но мужчина продолжал невинно улыбаться. Это уже начинало бесить. «Ладно тупые гиганты ходят с такими рожами, но он-то должен быть в своём уме!» Мужчина опустил взгляд, призывая парня посмотреть вниз. И тут Ривай понял: он тоже был загнат в угол. Лезвие противника зависло на уровне его рёбер. Они же находились на краю крыши. Если парень сделает шаг назад — сорвётся, если вперёд — лезвие распорет ему живот. «Хотя… если назад можно воспользоваться УПМ, и тогда есть шанс, что он не успеет меня задеть…»

— Не стоит делать резких движений, — предупредил его мужчина, вероятно всё просчитав наперёд.

Тут же парень услышал два глухих удара. Он оглянулся и замер. Фарлан и Изабель оказались связаны и жестоко брошены на крышу. Глаза девушки заблестели от подступивших слёз. Нож сам собой выпал из рук Ривая. Он оказался полностью безоружен. Командир этого отряда увидел в глазах брюнета нескрываемую ярость и презрение. Хотя он сам до этого момента их презирал и считал грязными животными.

— Где вы научились пользоваться УПМ?

Молчание. Какая разница: где? Все выживают, как могут. Кто-то перегрызает глотки ради глотка свободы, а кому-то и пальцем шевелить не надо, чтобы иметь все прелести жизни у себя под ногами.

— Кто у вас командир? Это ты? — он подошел к парню, за которым так долго гнался. В ответ опять лишь молчание. Изабель зашевелилась, пытаясь развязать верёвки, сковавшие ей руки, но солдат, коих тут было уже человек пять, одним ударом выбил из неё всю спесь.

— Командир Эрвин? — подал голос один из солдат. Эрвин обернулся, а затем медленно кивнул. Трое подростков вначале услышали глухие удары, а затем почувствовали резкую боль. Изабель пискнула, Фарлан сморщился от боли. Брюнет же дернулся и сплюнул песок, с вызовом уставившись на Эрвина. Казалось он и не почувствовал боли. Физической может и не почувствовал. А всё потому, что боль за своих друзей была во много раз сильнее. Пару ударов можно и стерпеть, издевательства над дорогими — никогда!

— Так все-таки это ты их главный, так? — уточнил командир. Опять молчание. И снова удары. На это раз они предназначались только для двоих. Ривая не трогали, что еще больше его бесило и раздражало. Ему было плевать на себя. Пусть делают с ним, что хотят, но только не трогают его друзей!