— Смотри не сгори, — фыркнула Надежда.
Еще Даша обратила внимание, что общий смех и веселье так и не затронули хозяина, он оставался серьезным и каким-то отстраненным. Пользуясь тем, что сейчас Глеб был занят беседой с Надеждой и Вадимом, тихонько спросила у Игната:
— Откуда вы Глеба знаете?
— Так служили вместе, — просто ответил тот.
А глаза-то у него хитроватые. Решилась еще спросить:
— А где служили?
— Ох… — вздохнул мужик, потянувшись за еще одним куском мяса, — где мы только не служили…
— И в горячих точках? — взволнованно спросила Даша.
Тот приподнял бровь, взглянул мельком в сторону Глеба, и, убедившись, что тот в его сторону не смотрит, шепнул:
— Вообще-то, мы там в основном и…
В этот момент Глеб бросил на него странный взгляд, словно услышал. Игнат почесал затылок и проговорил:
— Но об этом лучше у него самого спрашивать.
— Ага… Ну ладно, — неуверенно шепнула она.
Таинственные какие, блин.
— А давай лучше о тебе? — спросил Игнат.
О себе? А чего б не рассказать? Она стала рассказывать, ей-то чего скрывать, обычной российской студентке истфака. Постепенно стали смеяться, особенно, когда студенческие байки начал вспоминать сам Игнат. Все это время Глеб не выпускал их из поля зрения. И постоянное давление его воли ощущалось в полной мере, заставляя Дашу ежиться.
Неизвестно, как планировали провести этот и следующий день гости, но к вечеру, видя пасмурное настроение хозяина, стали собираться. Надежда с мрачной Аллой уехали первыми, а Вадим с Игнатом еще прощались. И пока Вадим о чем-то говорил с Глебом, Игнат умудрился под шумок выторговать у Даши обещание позвонить ему и обменялся номерами телефонов.
Они с Глебом стояли за воротами, глядя, как отъехала машина ребят, скрываясь за поворотом. Собственно, Даша тоже собиралась уходить, вот только Брута забрать надо.
— Спасибо, Глеб, за чудесный день. Мне пора… — начала она.
— Заходи, — ровно проговорил Глеб, приглашая ее войти.
Почему-то стало страшно, но Даша вошла.
— Зачем? — спросила негромко.
Он молча запирал ворота. Повернулся только когда закончил.
— Зачем? — переспросил все также невозмутимо.
Вмиг словно вихрь промчался, она оказалась у него в руках, прижата к створке. Взгляд его скользил по лицу, а Дашу заливало легким ужасом.
— Затем, что я еще не услышал извинений.
— За что? — она аж обмерла.
— За то…
А потом губы его прижались к ее губам, и мир улетел куда-то к чертовой бабушке.
— За что? — с трудом пролепетала она, когда мужчина отстранился, а в глазах прояснилось.
— За все! За то, что строила глазки Игнату. И Вадику! За все!
О-о… Даша совсем растерялась. А он оглядывал ее жадным взглядом и горячо шептал:
— Что ты делала с Игнатом на дереве? Где были его руки? Он тебе нравится?!
— А…?
Наконец до нее дошло. Это что… ревность?!
— Я не слышу твоих извинений! — прошипел он, вновь припадая к ее губам.
Ее опять захлестнула волна невероятных ощущений, руки, губы… Как вынырнуть из этого омута? Где ее хваленная трезвая голова…
И опять он отстранился, прожигая ее взглядом. Не сразу, когда смогла говорить, сами собой прошелестели слова:
— Глеб… извини…
— Извинения приняты.
Прижался лбом к ее лбу, прошептал:
— Ты… Я держался, старался избежать этого, но…
Покачал головой, яростно что-то отрицая. Словно боролся с собой.
— Ты еще можешь уйти. А можешь остаться. Решай. Но знай, обратного пути не будет.
Его хищные глаза вглядывались в нее, ловили внутренний отклик.
Остаться было страшно, но уйти и лишиться этого — нет. Ни за что!
Торжество в его взоре и непонятная тоска.
— Обратного пути не будет. Ты моя теперь. Моя, слышишь?!
Смогла только кивнуть в ответ, пока он быстро, чуть ли не бегом, нес ее на руках в дом, куда-то по дому, наверное, в спальню.
Киселем текли мысли. Как так, за два дня, да сразу в постель… Глупо, неприлично… Но противиться притяжению не было ни сил, ни желания.
Желания…
Желания захлестывали томительной сладкой волной. Заставляя кровь бурлить, словно молодое вино. Его гулко стучащее сердце казалось лучшей в мире музыкой.
Обратного пути не будет, сказал он?
Обратного пути не надо.
Как-то нереально. Невесомо, волшебно, немного страшно.
Даше все казалось нереальным, будто не с ней это происходит. В большом двухэтажном доме, куда принес ее Глеб, тихо и темно. Опустил на пол у дверей большой полупустой комнаты. Точнее, практически пустой, потому что там были всего только широкая кровать с одной металлической спинкой в изголовье и большая плазменная панель на противоположной стене. Все. Никаких занавесок на окнах. Только толстые светонепроницаемые шторы.