Наличие вымышленных друзей в детстве – это распространенное явление и признак нормального развития психики. Ни большое количество таких воображаемых друзей, ни многообразие их форм не являются симптомом отклонений. И существование таких «друзей» во взрослом возрасте также не обязательно является аномалией. Это подтверждает другое исследование М. Тейлор, посвященное отношениям между авторами художественных произведений и их персонажами [Taylor, Hodges, Kohanyi 2002–2003]. По мнению Тейлор, их отношения во многом схожи с отношениями между детьми и их воображаемыми друзьями.
Ключевое сходство в том, что воображаемые персонажи представляются в обоих случаях как автономные, самостоятельные агенты с собственными мыслями, чувствами и действиями. Эта их автономия выражается в непредсказуемости и неподконтрольности человеку их поведения. Дети часто жалуются, что их воображаемые друзья не ведут себя так, как они хотели бы: не делятся тем, что у них есть, не всегда появляются, когда им бы этого хотелось, или, наоборот, надоедают своим присутствием, разговаривают слишком громко, мешают. На подобную автономию вымышленных персонажей указывают также писатели. В интервью национальному общественному радио Джоан Роулинг, автор мирового бестселлера про Гарри Поттера, на вопрос о том, почему главный герой ее произведения мальчик, а не девочка, отвечала: «Спустя шесть месяцев после начала работы над романом я подумала, что я женщина, а он – мальчик. Но было уже слишком поздно, было слишком поздно делать из Гарри Генриетту. Он был для меня реален как мальчик, и, если бы я надела на него платье, это все равно был бы Гарри, только в женской одежде… Когда я пишу, я никогда не говорю, мол, “так, теперь мне нужен какой-то персонаж”. Как мои герои являются мне – это такой таинственный процесс, который никто толком не понимает. Они просто появляются» [цит. по: Ibid., 363].
Некоторые авторы «живут» со своими персонажами, беседуют, спорят. Иногда авторы даже вынуждены вести переговоры с героями об их судьбе в романе. Сара Парецки в интервью радио сообщала, что ей пришлось идти на уступки, когда по сюжету ее герой должен был попасть в тюрьму. Герой отказывался идти на это до тех пор, пока она не пообещала ему взамен настоящую любовь [Ibid., 363]. Подобные комментарии, признания наличия независимой и «свободной» воли у персонажей, встречаются у множества писателей и сценаристов. Среди них – Достоевский, Сартр, Пруст, Джеймс, Тарантино. Английский романист Э. М. Форстер так описывает процесс создания романа: «Герои появляются тогда, когда их пробуждаешь, но полные бунтовского духа. Из-за того, что у них так много общего с людьми, они пытаются, как мы, прожить собственную жизнь, и потому часто вступают в заговор против основного сюжета книги. Они “сбегают”, “выходят из-под контроля”: они – творения внутри творения, и часто не помещаются в него. Если им дать полную свободу, они раздерут книгу на куски, но если слишком сильно держать их в узде, они отомстят своей смертью и отравят ее своим гниением» [цит. по: Ibid., 364].
Описание Форстера показывает устойчивость иллюзии независимого существования персонажей. И является хорошим подтверждением нашей гипотезы о том, что здоровая психика может компоновать, кластеризовать ментальные содержания так, чтобы они образовывали нарративы. Если этот нарратив один, в результате его интерпретации появится единственный агент, если множество – агентов тоже будет множество. В любом случае за процессом индивидуации личности стоит творческий процесс. Приведенные примеры должны показать, что аналогии Деннета, представленные выше, релевантны по отношению к личности. Они подкрепляют гипотезу о том, что личность – это абстрактная сущность, некоторая удобная фикция, рождающаяся в ходе интерпретации нарратива. Эта гипотеза, в свою очередь, позволяет нам разрешить проблему, с которой мы начинали эту главу, – Проблему исчезающей личности.
Впрочем, можно было бы попытаться возразить: если личность – это фикция, и при этом, как утверждалось выше, личность необходима для реализации свободы воли и моральной ответственности, значит, свобода воли и моральная ответственность – тоже фикции? Это очень важное замечание, и я должен в заключение представить на него ответ. Да, я действительно считаю свободу воли и моральную ответственность в некотором смысле фикциями, но только в том смысле, в каком их обычно отстаивают сторонники субстанционального дуализма или агент-каузального либертарианства. Свобода воли и моральная ответственность, необходимые для рационализации существующих межличностных отношений, существуют реально. Референтами этих понятий служат объективно существующие абстрактные паттерны, которые, в свою очередь, являются неотъемлемой частью описания реальности. Свобода воли, моральная ответственность и личность – это фикции, но полезные фикции, место которым найдется в науках так же, как и понятиям «центр тяжести», «вектор движения» или «ген». Такой онтологии придерживается и Деннет, называя ее «умеренным реализмом» [Dennett 1991a, 30]. Однако наиболее емкое и запоминающееся название этой онтологической позиции дал профессор философии Кейптаунского университета Дон Росс. Он назвал ее «реализмом тропических лесов» [Ross 2000, 147].