Человек издалека машет руками. Если спросить, почему он это делает, он ответит: «Я размахиваю руками, чтобы привлечь внимание». Очевидно, что в этом случае движения руками и привлечение внимания – это не разные события, а одно и то же, только с разными описаниями. Второе описание является объяснением первого потому, что указывает на значение первого действия, а не на его предшествующие состояния. (Это описание из более широкой перспективы, схватывающее более общий паттерн поведения.) Аналогичным образом, желания и убеждения, фигурирующие в нашем случае, возможно, являются не предшествующими событиями, а значениями действий. И логически они неотделимы от самого действия, в то время как причина должна быть логически независимой от следствия. Вот другой пример.
Гость за столом просит вас передать соль. Вы протягиваете ему солонку. Почему вы это делаете? Очевидно, вы поняли просьбу и хотите передать гостю солонку. Но желание передать солонку, разве оно отделимо от действия? Нельзя сказать, что вы передаете солонку без желания это делать (ведь никто вас не заставляет передавать соль, и это действие – не автоматизм), но вряд ли можно выделить желание в отдельный процесс. Если бы это был отдельный процесс, были бы способы его отдельно зафиксировать. Но как узнать о наличии подобного желания в отрыве от действия? Представляется абсурдным искать какое-то особенное ментальное состояние, «тягу передать соль». Каким образом эта тяга могла бы проявляться, кроме как в передаче соли? Некоторым из тех, кто размышлял над подобными вопросами, ответ кажется очевидным. По их мнению, действие и желание действия логически связаны. И все же это далеко не окончательный вывод. Ключевым оппонентом этого аргумента является Д. Дэвидсон.
5. Доводы Д. Дэвидсона в пользу каузальной связи
В статье «Действия, мотивы и причины» Дэвидсон защищает положения, которые до него считались несовместимыми. Первым из них является утверждение, что объяснения действий с помощью ссылок на ментальные состояния являются каузальными объяснениями. Вторым положением является утверждение о том, что у ментальных состояний, объясняющих действия, есть рационализующая функция, то есть что ментальные состояния раскрывают мотивы действий. Для целей доказательства объясняющие ментальные состояния Дэвидсон называет «основными мотивами» (primary reasons). Философ утверждает: «1. Для того чтобы понимать, как какой-либо мотив рационализует действие, необходимо и достаточно, чтобы мы понимали (как минимум в самом общем виде), из чего состоит основной мотив. 2. Основной мотив действия является его причиной» [Davidson 1980, 4]. Составом основных мотивов, или объясняющими ментальными состояниями, автор называет пару из а) стремления или склонности и б) соответствующего убеждения. Примером такой пары в случае действия «кипячение воды» служит желание выпить чаю и убеждение, что кипячение воды позволит приготовить чай. Дэвидсон последовательно защищает оба своих утверждения.
Первое утверждение Дэвидсон обосновывает с помощью анализа серии примеров. Так, он прибегает к следующему примеру: я переключил выключатель, включил свет и осветил комнату, не зная, что тем самым информировал грабителя о том, что я дома. Философ замечает, что включение света – это действие, но информирование грабителя – нет. У действия есть способ рационализации с помощью основного мотива, желания осветить комнату, и убеждения, что переключение выключателя приведет к этому. Информирование грабителя не имеет такой рационализации. Дэвидсон замечает, что иногда для рационализации используется только мотивирующее желание. Он считает, что в таких случаях мотивирующее убеждение просто подразумевается. Знание основного мотива рационализует действие, так как оно показывает его телеологическую направленность. «В свете основного мотива действие предстает соответствующим определенным качествам агента (долгосрочным или краткосрочным, характерным для него или нет), и агент представляется в качестве Рационального Животного» [Davidson 1980, 8]. Но на каком основании автор считает, что основные мотивы являются причинами действий?