Как потребители, мы даже не вольны использовать ту часть нашего дохода, которая остается после уплаты налога. Мы не можем свободно покупать цикламаты или лаэтрил, а в скором времени, наверное, и сахарин. Наш доктор не может выписать многие лекарства, которые он, возможно, считает наиболее эффективными средствами лечения наших заболеваний, даже если эти лекарства широко распространены за рубежом. Мы не можем купить автомобиль без ремней безопасности, хотя пока еще можем выбирать — пристегиваться или нет.
Другой важной составной частью экономической свободы является свобода использовать ресурсы, которыми мы располагаем, в соответствии с нашими ценностями, т. е. свободно заниматься любым видом деятельности или предпринимательством, покупать и продавать товары, коль скоро мы делаем это на строго добровольной основе и не прибегаем к принуждению других.
Сегодня вы не можете свободно предложить свои услуги в качестве адвоката, врача, дантиста, сантехника, парикмахера, могильщика или выполнять многие другие работы, не получив сначала разрешение или лицензию у правительственного чиновника. Вы не можете работать сверхурочно на взаимоприемлемых для вас и вашего работодателя условиях, если они не удовлетворяют правилам и инструкциям, установленным правительственными чиновниками.
Вы не можете основать банк, открыть таксомоторный бизнес, заняться продажей электроэнергии или услуг телефонной связи, вы не можете завести железную дорогу, заняться автобусными или воздушными перевозками, не получив сперва разрешение от правительственного чиновника.
Вы не можете привлекать средства на рынках капиталов, пока вы не заполните многочисленные формы, которые требует Комиссия по ценным бумагам и биржам, и пока вы не убедите Комиссию, что проспект эмиссии представляет собой настолько бледную копию ваших перспектив, что ни один инвестор, находясь в здравом уме, не вложится в ваш проект, если воспримет проспект буквально. Получение разрешения от Комиссии может обойтись в 100000 долларов, что, несомненно, отсекает от рынка мелкие фирмы, о помощи которым говорит наше правительство.
Свобода владения имуществом — еще одна существенная составная часть экономической свободы. Да, мы действительно пользуемся правом собственности. Более половины американцев живут в собственных домах. Когда же дело доходит до оборудования, заводов и других средств производства, ситуация сильно меняется. Мы считаем себя обществом свободного частного предпринимательства, капиталистическим обществом. Однако с точки зрения собственности на корпоративные средства производства мы примерно на 46 % являемся социалистическим обществом. Владея 1 % корпоративных средств производства, мы должны получать 1 % его доходов или нести 1 % его убытков в соответствии с полной стоимостью принадлежащего нам пакета акций. В 1979 году федеральный налог на прибыль корпораций составлял 46 % на всю величину дохода, превышающую 100 000 долларов (в прежние годы было 48 %). Таким образом, федеральное правительство имеет право на 46 центов с каждого доллара прибыли или несет 46 центов убытков на каждый доллар потерь. Федеральное правительство владеет 46 % каждой корпорации, хотя и не в такой форме, которая позволила бы ему принимать участие в голосовании при решении корпоративных дел.
Один только полный перечень ограничений, налагаемых на нашу экономическую свободу, составит более обширный труд, чем эта книга. Эти примеры приводятся для того, чтобы показать, насколько всеобъемлющими стали подобные ограничения.
Личная свобода
Ограничения экономической свободы неизбежно оказывают воздействие на свободу в целом, даже на такие ее сферы, как свобода слова и печати.
Рассмотрим следующие выдержки из письма Ли Грейса, написанного в 1977 году, когда он являлся исполнительным вице-президентом нефтегазовой ассоциации. Вот что он писал об энергетическом законодательстве:
Как известно, дело не столько в цене за тысячу кубических футов, сколько в соблюдении первой поправки к Конституции, гарантирующей свободу слова. По мере усиления правительственного регулирования, когда большой брат все сильнее дышит нам в затылок, мы все больше боимся говорить правду и высказываться против фальши и нарушений закона. Страх перед проверками, осуществляемыми Службой внутренних доходов, бюрократическим удушением или правительственным произволом является мощным оружием против свободы слова.
В US News & World Report от 31 октября 1977 года в разделе «Вашингтонские сплетни» отмечается, что «чиновники нефтяной отрасли заявляют, что получили ультиматум министра энергетики Джеймса Шлезингера: «Либо вы поддержите предложенный правительством налог на сырую нефть, либо вы столкнетесь с еще более жестким регулированием и, возможно, с общественным движением, требующим раздела нефтяных компаний».
Утверждение Грейса подтверждается публичным поведением нефтяных чиновников. Когда сенатор Генри Джексон бичевал их за получение «грязных доходов», ни один из представителей нефтяной отрасли не опроверг его слова и даже не покинул комнату, чтобы не подвергаться дальнейшим личным оскорблениям. Руководители нефтяных компаний, которые в частных беседах выражают сильное недовольство сложной структурой федерального контроля или существенным увеличением вмешательства правительства при президенте Картере, на публике делали вежливые заявления, одобрявшие цели государственного регулирования.
Лишь немногие бизнесмены расценивают так называемый добровольный контроль над заработной платой и ценами, предложенный президентом Картером, как желательную или эффективную меру борьбы с инфляцией. Тем не менее один бизнесмен за другим, одна фирма за другой воздавали хвалу этой программе и обещали сотрудничать с ней. Только немногие из них, подобно Дональду Рамсфелду, бывшему конгрессмену, чиновнику Белого дома и члену Кабинета, имели смелость выступить с публичным осуждением. К этим немногим относится и Джордж Мини, раздражительный восьмидесятилетний старик, бывший глава Американской федерации труда и Конгресса производственных профсоюзов (AFL–CIO).
Нормально, что люди должны платить — хотя бы непопулярностью и критикой — за свободу слова. Но эта плата должна быть разумной и нечрезмерной. Здесь не должно быть, говоря словами из знаменитого постановления Верховного суда, «устрашающего эффекта», убивающего свободу слова. Увы, нет сомнения в том, что сейчас представители деловых кругов запуганы.
Действие «устрашающего эффекта» не ограничивается бизнесменами. Он затрагивает каждого из нас. Нам лучше всего знакомо положение дел в академическом сообществе. Многие наши коллеги в области экономических и естественных наук получают гранты от Национального научного фонда, гуманитарии — от Национального фонда гуманитарных наук, преподаватели государственных университетов получают часть своей зарплаты от законодательных органов штатов. Мы считаем, что Национальный научный фонд, Национальный фонд гуманитарных наук и налоговые субсидии высшему образованию нежелательны и должны быть упразднены. Конечно, эту точку зрения разделяет меньшая часть академического сообщества, но это меньшинство гораздо больше, чем это может показаться, судя по публичным высказываниям.
Пресса сильно зависит от правительства не только как основного источника новостей, но и в своей повседневной деятельности. Рассмотрим яркий пример из жизни Англии. Лондонская Times, великая газета, однажды несколько лет назад не вышла из-за того, что один профсоюз запретил публикацию статьи о том, как он пытался повлиять на содержание газеты. Впоследствии из-за трудовых споров газета была окончательно закрыта. Профсоюзы обладают таким влиянием потому, что правительство предоставило им особые привилегии. Британский национальный союз журналистов проталкивает решение о создании закрытого цеха журналистов и угрожает бойкотом изданиям, которые нанимают не членов профсоюзов. И все это происходит в стране, которая была родоначальницей многих наших свобод.