Среди общего веселья и сумятицы я даже забыл о том, какая важная медико-коммерческая миссия нам предстоит. Лишь позже, когда я расплачивался с официантом за пиво, из моего кармана выпал конверт, и я тут же обо всем вспомнил. Уединившись у стены, я принялся сосредоточенно изучать письмо при свете канделябра тюдоровской эпохи.
Гримсдайк во все горло ревел «Молодушку Мэри», когда я осторожно похлопал его по плечу и извлек из-за стола.
— Чего тебе, старичок? — жизнерадостно осведомился он. — Выпить хочешь?
— Ты уверен, что прочел письмо с условиями завещания до конца? — спросил я.
— Ну конечно, — обиженно фыркнул Гримсдайк. — До последней буквы. Всю эту муру насчет того, какой я замечательный врач, и все такое прочее.
Я кивнул.
— Тогда ты не откажешься еще разок перечесть последнюю строчку?
— Последнюю? А в чем дело, старичок? Подшутить, что ли, надо мной решил? — Он взял письмо. — Все чин по чину. «В знак признания Вашей преданности и Ваших выдающихся заслуг завещаю Вам десять тысяч фунтов… — Его голос предательски оборвался. Словно уже болтающийся на виселице повешенный, он, силясь выдавить последние слова, натужно проквакал: —…чтобы Вы в течение полугода, по своему выбору, пожертвовали всю эту сумму достойнейшему из своих коллег, ведущему научные изыскания».
Письмо выпало из его бесчувственных пальцев на пол.
— Да, малость не повезло, Грим, — посочувствовал я, жестом подзывая официанта. — На твоем месте я бы проглотил остатки хлорофилла.
Глава 13
И тем не менее вечер встреч завершился для нас с Гримсдайком как нельзя более благополучно. Уже много позже того, как мы с моим безутешным другом разбрелись по домам, Майк Келли, могучего сложения молодой человек, который в течение нескольких лет был капитаном нашей регбийной дружины, а теперь ассистировал самому Хьюберту Кембриджу, очутился на пустой улице в смокинге и с десятипенсовиком в кармане. Обмозговав положение, он решил вернуться в больницу Святого Суизина пешком, пройдя через Ковент-Гарден, где, как он слышал, пабы открывались уже рано утром, чтобы утолить жажду изнемогших торговцев фруктами. Увы, хмельные пары всегда оказывали дурную службу Майку Келли; вот и на сей раз после неудачной попытки купить пивка в больнице Святого Петра, которую он принял за отель «Стрэнд-палас», незадачливый хирург-регбист ухитрился перепутать здание Королевской оперы с общественным туалетом, и наряд полиции застал его как раз в тот миг, когда Келли демонстрировал свое заблуждение в открытую. На крик полицейского: «Эй вы! Что вы вытворяете?» — Майк Келли отмочил шуточку, показавшуюся его затуманенному сознанию верхом остроумия. Расплывшись до ушей, он весело пробормотал:
— Вы что, не видите, констебль? Грибы собираю.
Майка препроводили на Боу-стрит и обвинили в пьянстве и непристойном поведении. По мере того как в голове его прояснялось, Майку удалось припомнить весьма полезную заповедь, почерпнутую из лекций еще в студенческие годы: если полиция считает, что вы пьяны, вы вправе пригласить для освидетельствования своего личного врача.
— С неприш-стойным поведением я ш-согласен, — пьяно пробормотал он. — Что же касается п-пьянштва — об этом и речи быть не может. Бьюш-сь об приклад… то есть об заклад, что в моей крови и десятой доли процента алкоголя нет. Я требую немедленно вызвать сюда официан… то есть моего личного врача.