Я закончил осмотр окон и дверей, но продолжал гадать, в каких укромных углах дома мог спрятаться грабитель, поэтому время от времени, с Эми и бутылкой в руках, заглядывал в посудный шкаф или комод, который не проверил раньше.
Ничего.
Я снова сидел в ярко освещенной кухне и пытался дозвониться до Габриэль. Ее телефон по-прежнему не отвечал.
Я подумывал, не собрать ли вещи, но был не в том состоянии. Потом я понял, что звонит городской телефон. Было ощущение, что он звонил уже какое-то время, но я его не слышал. Когда я пьян, у меня часто звенит в ушах.
Я поднял трубку, ожидая услышать голос Габриэль, но это была полиция.
– Сеньор Гонгола?
Голос был незнакомый. Человек объяснил мне, что является старшим офицером полиции одного из подразделений.
– Мы хотим, чтобы вы освободили Габриэль Гонголу, вашу жену, – заявил он.
– Что?
– Вы держите ее заложницей, и нам надо выяснить, какие требования вы выдвигаете как условие ее освобождения.
Кухня была наиболее уединенным помещением в доме. Она находилась дальше всего от дороги. Но даже там я почувствовал, что снаружи происходит что-то серьезное.
– Я вас не понимаю, – сказал я.
– Прежде чем продолжить переговоры, мне нужно убедиться, что заложница еще жива.
– Что? – бессмысленно повторил я.
– Я могу с ней поговорить?
– Ее здесь нет…
– Вы уже нам звонили и признались, что держите ее заложницей. А она сама подтвердила свою личность и адрес. Пожалуйста, не создавайте проблем. Мы с вами должны доверять друг другу.
– Ладно, – произнес я, по-прежнему находясь в полном замешательстве.
– Так вы можете позвать ее к телефону?
– Ее здесь нет.
– Сеньор Гонгола, – сказал полицейский. – Отряд специального реагирования окружает ваш дом. Мы подтянем дополнительные силы. Вы не сможете скрыться. Будет лучше, если мы поможем друг другу.
– Давайте разберемся, – предложил я. – Вы разговаривали с Габриэль?
– Да. Вы сами это знаете, потому что позволили нам поговорить.
– Когда это произошло? – спросил я.
– Не морочьте нам голову, сеньор Гонгола. – Он намеренно говорил спокойным голосом, стараясь никого не раздражать, но это меня бесило.
Было очевидно, что он придерживался тактики, когда искусственно затягивают разговор, не давал мне возможности замолчать и не вешал трубку.
Он продолжил:
– Мы уже выяснили, что вы располагаете взрывчаткой.
– Правда?
– Вы можете сообщить, она прикреплена к вам или к Габриэль?
Боже мой, неужели этот кошмар никогда не кончится?
– Почему вы решили, что у меня есть взрывчатка?
– Потому что вы сами нам сказали.
– Когда?
– Когда звонили нам первый раз, – объяснил он.
– Значит, вы утверждаете, что вам звонила Габриэль, а потом я? – переспросил я.
– Телефонный разговор записан, сеньор Гонгола. Вы сами знаете, что позвонили нам, а потом с нами говорила ваша жена, подтвердила, кто она, и сам факт похищения, потом вы добавили несколько слов, – заявил полицейский. – Мы это уже обсуждали. Пожалуйста, не тратьте понапрасну наше время.
– Мой голос звучал так же, как сейчас? – спросил я.
Он рассмеялся. Негодяю действительно было весело.
– Вообще-то, нет, – сказал он. – Теперь у вас пьяный голос.
Я попросил его оставаться на линии. Потом он информировал меня, что в любом случае по правилам обязан держать со мной связь. Возможно, чтобы помешать мне звонить по другим номерам и договариваться с сообщниками.
Я обошел дом, ища имя и номер детектива, который почти мне поверил. Любителя трогать мебель. Хуана Паирнеса. Мне представлялось, что в эти самые минуты полицейский спецназ пробирается вдоль задней стены здания, снайперы занимают выгодные позиции на холме за домом, а вертолеты поднимаются в воздух, чтобы атаковать меня сверху.
Я был загнан в угол.
Глава 41
Человек на другом конце провода не был заинтересован в том, чтобы я беседовал с выбранным мною полицейским.
– Я не могу просто так выдернуть полицейского инспектора из постели. Я профессиональный переговорщик. Вам придется иметь дело со мной. Если хотите с кем-то связаться, действуйте через меня, – заявил он. Его тон был раздраженным. Возможно, это тоже входило в тактику переговоров.
Меня осенило, что нужно произнести следующее: «Слушайте, свяжите меня с ним в течение часа, или я причиню вред заложнице». Я серьезно рассматривал такую возможность, потому что мне казалось, что если существует угроза для жизни, то в соответствии с правилами он должен по мере сил исполнять мои желания. Но это наверняка укрепило бы его во мнении, что я удерживаю заложницу. Что не входило в мои планы.
Я чувствовал себя нелепо, но так как окна закрывали ставни, мне пришлось добраться до почтового ящика, чтобы взглянуть, что происходит снаружи. Я вспомнил, что крышку почтового ящика нужно толкнуть вперед, но тогда мой высунутый палец окажется слишком уязвим, поэтому пошел искать ручку.
Потом я сообразил, что в доме горит свет, который будет заметен в щели открытого ящика. Полоска света с моей головой в виде тени посредине – без сомнения, идеальная мишень.
Я выключил в доме свет и приступил к делу.
Я разглядел полицейскую машину на приличном расстоянии слева, другую – довольно далеко справа. Похоже, они перекрыли участок дороги, чтобы мимо никто не проехал. Я сомневался, что смогу увидеть полицейских. Но была вероятность, что черные тени за машинами – это именно они.
Дверь издала глухой звук – мне показалось, что в нее попала пуля. Я резко отпустил крышку ящика и отскочил в сторону.
Я попытался вспомнить, что мне рассказывала Габриэль об осадах, когда несколько месяцев назад мы стояли с ней на вершине скалы. От нее я узнал, что с тысяча девятьсот семидесятого года все захваты заложников в Европе заканчивались арестом или смертью, но ничего более полезного и менее пугающего в голову мне не приходило. Я помнил ее рассказ о том, что обычно бойцы снабжены приборами ночного видения, поэтому лучше оставлять в осажденном доме свет включенным – тогда они видят хуже, чем обычный человек. А если осада затягивается, они предпочитают штурмовать дом в конце своей смены, чтобы не перекладывать задание на чужие плечи. Это означало восемь или девять утра? Но действуют ли эти правила в Испании? Полагаю, да. Полицейский везде полицейский, это интернациональное понятие. Но в Испании их смена может заканчиваться раньше, чем в Великобритании.
Что еще я мог вспомнить? Она говорила, что в Англии им запрещено стрелять, если чьей-то жизни не угрожает реальная опасность. У меня было ощущение, что испанцы начнут стрелять в любом случае. Она упоминала о гранатах, которые передвигаются по комнате зигзагообразно, и о слезоточивом газе. Мне нужно было срочно заблокировать щель почтового ящика и, вероятно, печную трубу.
Я не мог придумать, чем забить щель ящика. Молотки, гвозди и весь полезный инвентарь вместе с мышами находились в сарае-пристройке, выходящем на задний двор. Лучшее, что я мог придумать, – это втиснуть в проем несколько книг, а потом протащить комод по коридору и придвинуть его к двери.
Очевидно, полицейский спецназ обычно проникал через входную дверь, и у них в арсенале было несколько методов, чтобы ее взломать. Они могли использовать таран. Или сделать дырку в двери, выстрелив специальным зарядом. Или наиболее популярный метод: подбежать к почтовому ящику и забросить что-то вроде якоря, соединенного цепью с машиной. Машина резко даст задний ход, и дверь сразу вылетит. Я надеялся, что, заблокировав почтовый ящик, помешал применить последний вариант.
Теперь на очереди была печная труба. Я взял побольше простыней и запихнул их в нее. Труба была довольно широкая, но я был уверен, что дымоход слишком узок, чтобы по нему спускаться. Все же я понимал, что они способны забраться на крышу и сбросить вниз гранату или пустить слезоточивый газ.