— Добро пожаловать на борт, Танкова, — улыбается он в свою рыжую бороду. Защёлкивает крышку багажного отсека, а потом уходит куда-то далеко вперёд, чтобы занять своё место.
— Пристегнём ремни? — протягивает мне одну из тряпочных частей с тяжелой пряжкой Корякин, когда я обречённо падаю рядом с ним в кресло.
— Пристегнём, — защёлкиваю я замок и откидываюсь к спинке с одной мыслью: «Если нас ещё и в одной гостинице с Рыжим поселят, весёлая выдастся поездка». Но что-то мне подсказывает: именно так и будет.
Глава 14
После всех волнений дня, мне казалось, я не смогу расслабится и в самолёте. Но есть всё же что-то волшебное в этом озонированном воздухе, в скрипе сидений, в чеканном бодром шаге стюардесс. А, может, в глотке коньяка, что налили мне как члену команды «семнадцати храбрых», что летели по визе одного турагенства «Майя-тур», и я вдруг почувствовала свободу.
Стукнула о бумажный стаканчик Корякина своим, выдохнула, заглотила порцию «огненной жидкости». Зажевала батоном с куском буженины.
Эти стратегические запасы продовольствия были щедро прихвачены вторым представителем нашей туркомпании Ингой Юрьевной в бизнес-зале на всю честную компанию. Заодно проверена клубная карта, предоставляющая доступ в ВИП-залы ожидания. А напитки и закуски там бесплатные.
В общем, я причастилась, и меня отпустило. Отпустило настолько, что когда заботливый Корякин пошёл дальше «дринькать», я вытянулась на все три пустых сиденья, нацепила наушники и заснула под шум ливня и потрескивание поленьев, звучащих у меня в ушах.
А проснулась без наушников, под пледом и внимательным взглядом Рыжей Бороды, сидящим через проход.
— Любишь дождь? — вытаскивает он из ушей мою гарнитуру.
— Любите брать чужие вещи? — пытаюсь я пригладить взлохмаченные и наэлектризовано потрескивающие волосы. Спросонья порадовавшись, что наушники беспроводные. А то он бы и в телефоне порылся, этот член кружка «Хочу всё знать». Что ему стоило приложить мой палец для входа.
— Не люблю. Но это было сильнее меня. Ты так крепко спала. Устала? Тяжёлый был день?
— Артём Сергеевич, не много вопросов? — опускаю я ноги на кроссовки.
— Я только начал. Погоди-ка, — встаёт он.
Из-за откинутой им шторки, что отделяет служебный отсёк от салона, я слышу бодрый голос Ирины Михалны, а потом вижу и её саму, что-то бурно обсуждающую с Корякиным и одной из стюардесс.
— А можно нам ещё по капельке? — протискивается к ним Рыжий.
— Водички бы, — перегибаюсь я в проход, чтобы он меня услышал. — Артём, блин, Сергееч, по какой капельке, дайте глоток воды.
— Спокойно, Танкова, — сгоняет он меня на среднее кресло, откидывает передо мной столик и ставит в углубление на его поверхности один стаканчик, рядом — второй. — Будет тебе сейчас и вода.
Приносит два бутерброда. И, когда скрипнувшее крайнее сиденье принимает его уверенную задницу, стюардесса приносит мне стаканчик воды, а ему — пару салфеток и пластиковую ванночку с нарезанным лимоном.
— Спасибо, Яна, — провожает он её взглядом обратно в каморку к задушевным беседам. А мне вручает стакан с жидкостью цвета хорошо заваренного чая. — Давай, Лана Танкова, на брудершафт. Чтобы никаких больше «вы» и «блин- Сергеевичей».
— Вообще никаких или на время поездки? — стараюсь я не вдыхать смрадный запах крепкого алкоголя.
— Как пойдёт, — улыбается он, протягивая ко мне свой стаканчик. Просто стукнуться. К счастью, хоть руки скрещивать и целоваться не заставляет.
И ладно уж, хоть я и не пью, ради такого дела волью в себя живительный глоток хорошего коньяка. Как лекарство. Прививку против неприязни. Вдруг подействует.
— Я тебя умоляю, только не запивай, — останавливает он мою руку, потянувшуюся к воде, и вручает дольку лимона. — Лучше закуси. Пить совсем не умеешь, да, Лана?
— Совсем, Артём-м-м-с-с-с, — хриплю я обожжённым горлом, с трудом избавляясь от приставки «Сергеевич» и впиваясь зубами в лимон, который толком не вижу из-за выступивших слёз.
— Нет, нет, учить тебя не буду, — пережёвывает он свою дольку вместе со шкуркой, а потом откусывает бутерброд.
И то ли прививка моя так быстро подействовала, то ли без своего дресс-кода в виде строгого костюма и рубашки с орнаментом он как-то «ближе к народу». Но нравится мне, как он смотрится в этой простой серой футболке и потрёпанных джинсах. Как держится. Легко, свободно, непринуждённо. Естественно.
Что-то даже чудится мне в его взгляде. Не знаю… заинтересованность? Такая правильная. Здоровая. Конструктивная. Словно ему действительно хочется знать обо мне больше. Не из простой вежливости, не ради того, чтобы скоротать время. Он искренне заинтересован. Или это тусклое освещение летящего в ночи самолёта производит такой эффект?