От чувства эйфории я просто словно летала и мне на самом деле ничего другого было не нужно, только смотреть на беззаботное веселье родных мне людей.
— Вот что ты наделал? — возмутилась Славка, заглянув в корзину, где её спагетти и сырные шарики с лимонадом затерялись среди десяти разных видов мороженого.
— Ну блин, в фисташковое так и не попал, это ты что наделала? Крутилась как коза-егоза, — Слава снова защекотал дочь и прервать это форменное безобразие для спокойного заведения с тихой музыкой смог лишь подошедший официант.
— Уже определились с заказом? — уточнил он, с улыбкой наблюдая за весёлой вознёй.
— Столик на одного, пожалуйста, — пошутила я и угомонившаяся парочка Слав потянула руки ко мне.
Отстали, когда я взмолилась, что ещё не выбрала напиток к устрицам. С большим сомнением я остановила свой выбор на шампанском, но, когда всё принесли, убедилась, что это идеальное сочетание и к устрицам, и к фисташковому мороженому. Съела и выпила всё, даже не икнула и подумывала о добавке, а по возвращении домой очень пожалела о своём выборе.
— Дочь спит как хомяк в спячке, Ральфа вывел, всех покормил. Ну, а ты тут как? — спросил Слава, заглянув в спальню со стаканом воды, всё ещё надеясь на продолжение банкета.
— Стараюсь не вспоминать про то, что ела и пила, но оно само вспоминается, — простонала я, пытаясь подавить очередной приступ накатывающей тошноты.
— Я в ресторан позвонил. Администратор отпирался, говорил, что устрицы у них свежайшие и алкоголь, конечно, не контрафактный, но деньги за ужин предложил вернуть.
— Ох, не называй эти слова, — выдохнув, попросила я, балансируя на грани, но зачем-то в голову пришло солёное сало, съеденное мной утром и снова скрутило, я едва успела добежать до ванной комнаты.
Меня полоскало всю ночь так, что я была вынуждена там и отсиживаться, замотавшись в плюшевый халат. Слава не знал, куда себя деть, пытался меня уговорить на больницу, но я после того случая с Кузнецовым их на дух не переносила, даже на час была не согласная. Купцову под утро надоело со мной перманентно блюющей спорить, он втихую вызвал на дом медсестру с капельницей и поставил перед фактом.
— Давайте, вы что! Отравление устрицами одно из самых сильнейших, вы что на тот свет хотите? У вас же уже обезвоживание! — ругалась на меня медработница, пугая до белого цвета моего мужа и оперативно готовя капельницу с физраствором и ещё кучу всего туда натыкала через шприц.
Я согласилась, внутренне про себя посмеиваясь, что у этих двоих ничего не выйдет. Какая капельница? Я ведь от унитаза отойти не могла. Но стоило мне лечь под капельницу, как через минуту меня уже начало отпускать, я расслабилась и неожиданно заснула. Капала меня медсестра долго. Четыре часа. Восполняла баланс в моём организме, а заодно и своё финансовое положение улучшила, потому что Слава готов был отдать любые деньги, лишь бы я не болела.
— И сколько ты за этот разводняк отдал? — ворчала я ближе к обеду, так как была злая от чувства голода, а Слава кормить меня нормальной едой отказывался.
Вот я и бубнила на него, грызя подсушенный хлеб и прихлёбывая из кружки приторно-сладкий чай. Единственное, что мне можно было после такого тошнотного вояжа. И даже Кисель, лежащий рядом, был со мной солидарен, с презрением лишь раз взглянул на хлеб и снова заснул, издалека распознав в этом куске что-то малосъедобное для него.
— Не скажу. И почему разводняк? Тебя же перестало выворачивать? — уточнил Слава и после моего согласного кивка сокрушаясь продолжил отчитывать за упрямство. — Совсем не думаешь о своём здоровье! И меня заставляешь нервничать, вот зачем? Зачем я тебя слушал? Надо было ещё вечером эту тётку вызвать!
— Тетрадки, — тихо пискнула дочь, выглядывая в дверном проёме.
— О господи! — взмолился муж, не способный отлучиться от меня даже на минуту, но и тёзке отказать не мог.
А для Славы было очень важно подготовить всё для школы заранее, чтобы всё было как надо, и она бы точно не успокоилась с этими тетрадками.
— Купцов, съезди с ребёнком за тетрадками, будь человеком, видишь, дитё переживает, — буркнула я, отхлёбывая чай.
У меня созрел коварный план по выдворению Слав из дома и разграблению холодильника, потому что обещанные мужем три дня диеты я бы точно не выдержала.
— Ты как? Может поспать пойдёшь? Мы пока смотаемся туда и сразу назад, — предложил муж.
— Не я здесь, под телек посплю, — отставив кружку, облизнув с пальцев крошки оставшиеся от хлебушка, я растянулась на диване, удобно подтолкнув под голову подушку и переместив Киселя на ноги.
— Мам, мы скоро, — в благодарность за содействие, дочь притащила мне Ральфа, тот, конечно, спать не хотел, ему нужно было срочно мусолить кота, чем он и занялся.
— Давай, выздоравливай, — обойдя диван, Слава на прощание поцеловал меня в макушку.
Когда по звуку определила, что ворота закрылись за выехавшей с территории машиной, я тут же поднялась с дивана, внося тем самым дополнительную суматоху в возню кота и собаки. Кисель понял, что я направляюсь на кухню и последовал за мной, но я уже точно решила, что этот кот-обормот на диете!
— И не смотри на меня так! У тебя уже пузень по полу скоро волочиться начнёт, — пыталась я пристыдить кота, которого сама же и избаловала, раскормила.
Под протяжное и возмущённое мяу я делилась ветчиной с Ральфом, пытаясь обмануть кота кусочком кошачьего диетического корма. Кисель был против, ему нужна была ветчина, зато Ральф быстро сметал его.
— Могу дать тебе сметаны, — предложила я, поднимаясь из-за стола, одномоментно решив, что я хочу ещё и кофе. Свежесваренного, сладкого, крепкого и со сливками.
Включив вытяжку, чтобы Купцов не унюхал по возвращении аромат кофе, я потянулась за туркой и замерла с ней в руке. В голове всё смешалось. Ветчина, сметана, кофе хочу и туда же в этот гастрономический шквал ворвалось понимание, что я это уже проходила однажды, семь лет назад, когда ещё не догадывалась, что уже была беременна Славой.
— Ну нет, — усмехнулась я, рвано потянувшись за кофе и понимая, что мы это не планировали, как-никак, а предохранялись с переменным успехом.
Слава очень хотел ещё ребёнка, слышать полноценное папа, потому что дочь так и называла его тёзкой. Она не так уж давно отсекла приставку в виде дяди, и мы оба с этим мирились, даже привыкли. Но мы после того суда пришли к обоюдному решению, что дети, это только после моего освобождения. Так удачно совпало, что амнистия и беременность пришлись на одно время, что в это даже не верилось.
Я точно помнила, что у меня завалялся в ванной тест. Как-то я проверялась, после сбоя и задержки, где-то, чуть больше, чем полугодом ранее. Накупила тогда штук десять всяких разных и проверяла в панике всю неделю, успокаивалась глядя на одну полоску или минус, боясь сдавать анализы. Выдохнула тогда, когда поняла, что это просто сбой, но несколько тестов точно остались.
Прихватив кусок мягкого хлеба и положив на неё толстых два куска ветчины, поедая этот бутерброд больше напоминающий пароход, я пошла в ванную.
— Где же вы? Ау! — отложив недоеденный бутерброд на раковину, я торопилась, роясь в шкафу среди тюбиков и вот она! Та самая пачка с тестом!
Бросив мельком взгляд на сроки годности, я профессионально быстро вскрыла пачку. Уже обуреваемая радостью, сделала всё как велит инструкция и дрожа уставилась на квадратик обещавший дать ответ. Мне так хотелось перебить радость от амнистии чем-то более значимым и цельным в этом понятии счастья, не отдающим горечью прошлого, потому что амнистия амнистией, а как ни крути, шлейф у этой новости был так себе. И вот, я даже про бутерброд забыла, когда увидела ответ.
Я быстро всё прибрала, пачку, сам тест, всё. Вернулась на кухню, отключила вытяжку, протёрла стол, убрала продукты в холодильник. Я снова устроилась на диване, легла в прежнее положение с трепетным волнением прижимая ладони к животу, когда перед глазами всё стоял тот слабый, розовый плюсик.