Я перестаю себя корить. Единственная причина, по которой я подписала его не читая, заключалась в том, что мне нужно было выгнать этого придурка Джека из своей комнаты.
Я нахожу договор аренды сложенным в ящике тумбочки и беру его с собой вниз, чтобы найти там более приватный туалет и душевую комнату.
При виде туалета мое настроение падает. Он выглядит как современный вариант уборной во дворе: бак с водой на стене, цепочка для слива. Треснутая раковина рядом. Маленькое матовое окно, выходящее в запретный сад. Подозреваю, что в свое время это и была уборная на улице, которая позже была пристроена к дому.
Душевая комната, расположенная напротив, чуть получше и оборудована более современно, но в ней холодно до мурашек, а в воздухе чувствуется легкий запах плесени.
Я могу пожаловаться… но решаю, что не буду этого делать. Я стараюсь видеть в этом положительные моменты; по крайней мере, у меня есть собственные туалет и душевая.
Я сажусь на унитаз и тщательно просматриваю договор аренды. Дохожу до раздела, на который я должна была обратить больше внимания: обязательства подписавшего.
Большая часть из них абсолютно стандартны, за исключением вот этих пунктов:
Пользование туалетом и душем только на первом этаже.
Никакой еды внутри комнаты. Никакого алкоголя.
Единственные посетители, которым разрешено находиться в комнате, это родители арендатора после предварительного уведомления арендодателя. НИКТО не имеет права посещать арендатора в доме.
Никаких посетителей. Где я живу, в викторианском пансионате для впечатлительных молодых девушек?
Я начинаю понимать, что жизнь в чужом доме означает, что нужно снизить свои ожидания. Опираюсь на холодную трубу позади себя, которая издает громкие, булькающие звуки. Нет смысла сходить из-за этого с ума. Я подписала договор. Никто меня не принуждал. Я сдаюсь.
Чужой дом.
Чужие правила.
— Лиза, — Марта зовет меня по имени, как только я захожу домой вечером в тот же день.
На секунду я не понимаю, что происходит, и думаю, что это мама зовет меня.
Я слегка встряхиваю головой, чтобы прояснить мысли. Не могу сдержать вспышку раздражения. Я не хочу играть покорного жильца. Я устала после работы. Мой брючный костюм такой тяжелый, как будто его носит кто-то еще кроме меня. Все, чего я хочу, — завалиться на постель в своей комнате. И подумать о той предсмертной записке. Я не могу выбросить ее из головы. Не могу перестать думать о ее безликом авторе.
Тут я замечаю что-то странное в коридоре. У меня падает челюсть. Это мой чемодан и несколько пакетов с моими вещами. Я не… не понимаю. Что происходит?
Брюки хлопают меня по лодыжкам, открывая верхнюю часть ступней, когда я бегу в столовую, где обнаруживаю Джека и Марту за деревянным столом. Они смотрят на меня как два озабоченных родителя, которые обнаружили что-то недозволенное в спальне своего ребенка-подростка. Теперь они готовятся к неловкому разговору 16+.
Они оба встают, когда я вхожу. Марта выглядит уставшей, кожа на ее лице натянута больше, чем обычно, а щеки странного цвета, который не может замаскировать даже слой румян. Джек стоит чуть позади нее. Жена как будто съеживается в его присутствии.
Они оба ничего не говорят, поэтому я спрашиваю:
— В чем проблема?
Очевидно, проблема существует. Мои собранные сумки говорят о том, что они пытаются меня вышвырнуть. Но этого не случится, я об этом позабочусь. Я чувствую, как будто застряла в альтернативной вселенной. Вчера наши отношения были такими милыми и дружелюбными, ну, кроме… Тут я и замечаю, что бутылка шампанского, которую Джек принес в мою комнату — да, в мою комнату — накануне вечером, чтобы «отпраздновать», стоит на обеденном столе. Рядом с ней два бокала, все еще наполовину наполненные застоявшимся шипучим напитком. Я сжимаю губы.
Голос Марты еле слышен:
— Хорошо, Лиза, я буду краткой, потому что не хочу ссориться и не вижу в этом необходимости, — она смотрит на Джека в поисках поддержки, но единственное, чем он может ей помочь, это своим невинным выражением лица. — Мы с Джеком поговорили и считаем, что будет лучше для всех, если ты найдешь себе другое жилье. Мы вернем залог и арендную плату, это не проблема. Но мы хотим, чтобы ты съехала. Сегодня.
Я иду в бой:
— Почему?
Внутри меня начинает закипать гнев. Эти двое имели наглость трогать мои вещи, пока меня здесь не было. Это неприемлемо, но я держу свои мысли при себе. Убавляю кипение гнева.
Голос Марты звучит нерешительно, как будто ей дали текст, который нужно произнести вслух, но она не выучила его как следует. Она печально смотрит на улики на столе.