Она остается на ногах и смотрит на меня несчастным взглядом.
— Мы вместе уже четыре года. Только мы с Джеком, одни в нашем доме.
«И человек, который жил в этой комнате до меня», — хочу я добавить. Но молчу.
— Было нелегко позволить въехать сюда чужому человеку. Но у Джека в последнее время проблемы с работой, и ему не нравится брать у меня деньги. Он хочет быть независимым. Так что мы договорились найти жильца, чтобы у него появился еще один источник дохода, — она отворачивается. — Я буду честна с тобой, я не подумала о том, каково это — пустить в свой дом молодую женщину, когда живешь с мужем гораздо моложе себя.
Боже, она выглядит такой уязвимой. Как будто я собираюсь разрушить весь ее мир.
Я быстро встаю, но не подхожу к ней.
— Позволь мне заверить тебя, что между мной и твоим мужем никогда не будет ничего, кроме формальных отношений между арендодателем и арендатором.
Марта задумывается на секунду.
— Дело не только в тебе, но и в Джеке. Его чувства задеты. Я не хочу, чтобы между вами была неловкость, — она машет руками. — Может быть, тебе все-таки стоит уехать.
— А ты знаешь, как трудно найти жилье в одном из самых популярных городов мира? У меня есть квалифицированная работа с хорошей зарплатой, но я все равно не могу позволить себе свое жилье. Если я уеду сегодня вечером, то окажусь в хостеле, в комнате с другими людьми. Я не могу этого сделать, — я вздыхаю, — но в конце туннеля есть свет для всех нас. Если через полгода у нас ничего не получится, ты не предложишь мне продлить договор, и я съеду. Все просто.
— Я скажу тебе, что я сделаю, — тут она приободрилась. — Я поговорю с Джеком и сглажу этот конфликт. Да, вот что я сделаю.
Последние слова она сказала сама себе, сжав кулаки. Почему мысль о разговоре с мужем заставляет ее сжимать кулаки? Вызывает в ней такое напряжение?
Своей парящей походкой Марта идет в сторону двери.
— Ты знала, что когда-то это была комната для прислуги? Можешь себе представить, что тебе приходится работать целый день внизу, а потом вечером, когда ты жутко устала, забираться на самый верхний этаж дома?
Я хотела ответить: «Я хорошо знаю это чувство; мне приходится спускаться в туалет и подниматься обратно каждый раз». Но я держу эти слова при себе и заставляю себя улыбаться.
— Марта, не волнуйся, все будет хорошо.
Глава 7
Я просыпаюсь в холодной темноте, валяясь на полу в поту, при этом моя левая нога вывернута на кровати. Узел шарфа затянулся и болезненно впился мне в лодыжку. Слезы отчаяния струятся по моему лицу. Я чувствую себя сломленной, потому что эти сны снова начались.
У некоторых людей бывают мигрени. Такие люди предчувствуют их появление и знают, что единственный способ справиться с ними — это пытаться избегать триггеров и принимать обезболивающее. Когда боли все-таки начинаются, единственное лекарство — прилечь в тихом месте и ждать, пока они пройдут. Я не страдаю от мигреней, я страдаю от периодических кошмаров. Иногда эти периоды длятся несколько дней, а иногда и несколько недель. После этого они прекращаются на время, часто на месяцы или даже годы, так что я думаю, что они закончились навсегда.
Но потом они возвращаются и мстят мне. Я предчувствую их приход и знаю все триггеры, но не существует лекарств, чтобы мне помочь, и я не могу прилечь в тихом месте и ждать, пока они пройдут, потому что именно тогда они и атакуют.
Мне страшно потому, что этот дом и есть один сплошной триггер.
Эти сны снятся мне, сколько я себя помню. В детстве я просыпалась с дикими воплями, и мои родители бросались ко мне в спальню в страхе, что на меня кто-то напал. И на меня действительно нападали, но только в фильмах ужасов, которые крутились у меня в голове. Родители крепко обнимали меня, папа успокаивал, а мама молча плакала. Во время этих периодов я страдала и днем. Отчасти потому, что чувствовала себя очень усталой, но также и потому, что я не была полностью уверена, что то, что произошло в моем детском воображении, не случилось в реальном мире. Мои родители и учителя были настолько встревожены моим состоянием во время этих приступов, что отправили меня к детскому психологу.
Она пыталась скрыть это, но я видела, как она озадачена моими историями о монстрах, вооруженных ножами, топорами, мечами, кинжалами и гигантскими иглами, гоняющихся за мной по дому в попытках убить. А боль… господи, какая боль. Были и другие кошмары, абстрактные, совершенно бессмысленные, полные меняющихся форм и цветов, давящие, несущие смерть на хвосте.
Психолог объяснила мои ночные кошмары тем, что я, согласно ее диагнозу, являлась психически нездоровым высокофункциональным изгоем, над которым, вероятно, издевались сверстники. Естественно, моим родителям и учителям преподнесли упрощенную версию.