Мы просили апелляционный суд округа Колумбии заслушать дело полным составом. Обычно слушания проводятся с участием трех судей, полным составом суд собирается на слушания только в особо важных случаях или делах, относящихся ко всей сессии. Апелляционный суд отклонил нашу просьбу. На сей раз к судье Сентеллу присоединился наиболее либеральный член апелляционной коллегии округа Колумбия судья Дэвид Тейтел. Самый консервативный и самый либеральный судьи в округе Колумбия сошлись во мнении, что Конгресс превысил свои полномочия.
Именно в тот момент многие ожидали, что делу Элдреда против Эшкрофта настанет конец, поскольку Верховный суд редко пересматривает какие-либо решения апелляционного суда (в год рассматривается около сотни из более чем пяти тысяч апелляций). И практически никогда не пересматриваются решения в защиту закона, если ни один другой суд еще не пересматривал сам закон.
Но в феврале 2002 года Верховный суд удивил мир, снизойдя до нашего прошения о пересмотре решения сессии апелляционного суда округа Колумбия. Слушания назначили на октябрь 2002 года. Лето предстояло потратить на написание докладов и подготовку аргументации. Я пишу эти строки год с лишним спустя. Поразительно, но это все еще дается с трудом. Если вам что-либо вообще известно об этой истории, то вы знаете, что мы проиграли апелляцию. А если вам известно чуть больше этого минимума, то вы, вероятно, полагаете, что выиграть это дело вообще шансов не было. После поражения я получил буквально тысячи посланий от наших доброжелателей и сторонников, благодаривших меня за мой труд во имя этой благородной, но обреченной цели. Но ни одно из множества соболезнований для меня не значило больше, чем письмо от моего клиента, Эрика Элдреда. Однако и мой клиент, и все доброжелатели ошибались. Это дело можно было выиграть. Его надо было выигрывать. И как бы часто я ни перебирал в памяти все события, я никогда не отделаюсь от мысли о том, что я завалил дело из-за собственной ошибки. Ошибка была допущена на ранней стадии, хотя очевидной она стала только в самом конце. С самого начала на нашей стороне выступал незаурядный адвокат Джеффри Стюарт и юридическая фирма Джонс Дэй, Ривис и Поуг, к которой он присоединился. Джонс Дэй досталось за поддержку нашего дела от ее клиентов – защитников копирайта. Это давление она игнорировала (на что немногие юридические фирмы ныне вообще готовы пойти) и на протяжении всего разбирательства помогала нам всем, чем могла.
В деле были задействованы три ключевых юриста Джонс Дэй. Первым был Джефф Стюарт, а затем к процессу были привлечены Дэн Бромберг и Дон Айер. Бромберг и Айер, в частности, разделяли общее мнение о том, как выиграть это дело. «Мы победим, – неоднократно они говорили мне, – если сможем сделать вопрос «важным» для Верховного суда». Все должно было выглядеть так, будто свободе слова и свободной культуре наносится непоправимый урон, иначе против «самых могущественных медиакомпаний в мире» не проголосуют. Ненавижу такой подход к праву. Разумеется, я думал, что закон Сонни Боно наносит непоправимый урон свободе слова и свободной культуре. Конечно же, я не изменил своего мнения. Но сама идея о том, что Верховный суд выносит решения, полагаясь на свое мнение о степени важности проблемы, просто порочна. Это может быть «верным», в смысле «истинным», считал я, но это «неверно», потому что «так быть не должно». Так как я был уверен, что любая точная интерпретация труда составителей нашей Конституции приведет к заключению о неконституционности CTEA, и что всякое правдивое толкование значения Первой поправки подтолкнет к выводу о неконституционности полномочий по продлению существующих сроков копирайта, меня нельзя было убедить в необходимости торговать нашим делом как мылом. Как закон, запрещающий свастику, неконституционен не потому, что суд не симпатизирует нацистам, а из-за того, что такой закон нарушает Конституцию, точно так же, на мой взгляд, суду следует рассматривать конституционность закона Конгресса, основываясь на Конституции, а не с точки зрения собственной оценки принципов, заложенных ее составителями.
В любом случае, считал я, суд обязан усматривать опасность и вред такого закона. Зачем же еще им назначать пересмотр дела? Заслушивать его в Верховном суде не было смысла, если бы они не были убеждены, что данный норматив вреден. В общем, как я полагал, нам не надо было убеждать их в ущербности закона, а следовало продемонстрировать его неконституционность.
Был, однако, один аспект, в котором, как мне представлялось, политика сыграет свою роль, и где я считал ответ уместным. Я был убежден, что суд не станет слушать наши аргументы, если сочтет, что это всего лишь мнение горстки левацких психов. Этот Верховный суд не стал бы втягиваться в новую область правоприменения, если бы показалось, что пересматриваемое дело просто отражает предпочтения политического меньшинства. Тем не менее, в этом процессе я стремился показать не то, что закон Сонни Боно плох, а то, что он противоречит Конституции. Я надеялся доказать это на фоне докладов, отражавших полный спектр политических пристрастий. Дабы продемонстрировать, что наш протест против CTEA продиктован вопросами права, а не политики, мы постарались собрать как можно более представительный диапазон критических мнений. Их авторы заслуживали доверия не по причине их богатства или известности, а потому что все вместе показывали: закон неконституционен, и политика тут ни при чем. Первые материалы пришли сами собою. Организованный Филлис Шлафли Eagle Forum выступал против CTEA с самого начала. Миссис Шлафли рассматривала этот закон как предательство со стороны конгрессменов. В ноябре 1998 года она опубликовала едкую статью, бичующую республиканский Конгресс за принятие CTEA. Вот что она написала: «Вы не задумывались когда-нибудь, почему билли, обрушивающие денежный ливень на узкоспециальные интересы, легко просачиваются сквозь витиеватые горнила законодателей, в то время как законы, несущие выгоду обществу в целом, постоянно там увязают?» Ответ в статье приводится однозначный: все дело во власти денег. Шлафли перечислила взносы компании Disney в пользу ключевых фигур парламентских комитетов. Именно деньги, а не справедливость, отдали Микки Мауса в ведение Disney еще на двадцать лет, утверждает Шлафли.
В апелляционном суде Eagle Forum с энтузиазмом представил свой отчет в нашу поддержку. Доводы из этого доклада составили основу требований к Верховному суду: если Конгресс может продлевать сроки существующих копирайтов, тогда полномочия Конгресса по установлению сроков беспредельны. Этот крайне консервативный аргумент убедил чрезвычайно консервативного судью Сентелла. В Верховном суде доклады с нашей стороны были настолько разнообразными, насколько это возможно. В их число входил необычный исторический экскурс от Фонда свободного программного обеспечения (родоначальника проекта GNU, сделавшего возможным существование GNU/Linux). Был и мощный доклад Intel о цене неопределенности. Представлены были и два отчета профессоров права: один от экспертов по копирайту, второй – от специалистов по Первой поправке. Подготовлен был исчерпывающий и неоспоримый доклад от экспертов разных стран мира по истории конституционной статьи о прогрессе. Ну и, разумеется, не обошлось без нового отчета Eagle Forum, повторявшего и закреплявшего прежнюю позицию. Эти документы составили юридическую аргументацию. Затем ее пополнили несколько весомых докладов от библиотек и архивов, в числе которых были интернет-Архив, Американская ассоциация юридических библиотек и Национальный союз писателей. И все же наилучшим образом формулировали нашу позицию два отчета. Суть одного я уже описал: доклад «Холл-Роуч Студиоз» доказывал, что, если не отменить закон, будет загублено целое поколение американского кино. Второй же отчет четко прояснял экономические аспекты. Это обращение экономистов подписали семнадцать светил, включая пятерых нобелевских лауреатов – Рональда Коуса, Джеймса Бьюкенена, Милтона Фридмена, Кеннета Эрроу и Джорджа Акерлофа. Экономисты, как показывает перечень нобелевских лауреатов, расширили политический спектр мнений. Их выводы были сильными: не существует благовидного предлога считать, что продление существующих сроков копирайта хоть как-то повысит стимулы к творчеству. Такие продления представляют собой не что иное, как «погоню за рентой» (этот модный термин экономисты используют для описания разбушевавшегося законотворчества в интересах отдельных игроков). Те же усилия по созданию равновесия отразились и на составе юридической группы, собранной нами для подготовки наших материалов по делу. Адвокаты из Джонс Дэй были с нами с самого начала, но когда дело дошло до Верховного суда, мы привлекли и других юристов, чтобы они помогли нам обосновать свою позицию на слушаниях. Алан Моррисон представлял Public Citizen, вашингтонскую контору, сделавшую себе имя на конституционных баталиях благодаря серии заметных побед на процессах в защиту прав личности в Верховном суде. Моя коллега и декан Кэтлин Салливан отстояла немало клиентов в суде, она сразу советовала построить стратегию на содержании Первой поправки. Наконец, нам помогал бывший генеральный прокурор Чарльз Фрид.