— Меня это не волнует, — заметила Дори. — Я сама смогу позаботиться о ребенке. Множество женщин воспитывают детей в одиночку, и я сделаю это не хуже, чем большинство. Я могу позволить себе устроить настоящий дом для ребенка и знаю, что сделаю это с любовью.
— Вам приходилось долго общаться с детьми?
— С моей младшей сестрой.
— На сколько она моложе?
— На пять лет.
— Разница в возрасте не такая, чтобы увидеть всю ситуацию в истинном свете. Вы сами были ребенком, когда родилась ваша сестра. Были ли у вас племянники или племянницы?
Дори отрицательно покачала головой.
— Вам лучше как следует все обдумать, — сказал доктор. — Возьмите к себе домой ребенка на несколько дней и попробуйте представить, что вас ожидает впереди. Это не игрушки. Материнство — это непрерывная, круглосуточная ответственность. Вы не сможете отстраниться от ребенка, когда у вас будет трудное дело в суде или какое-то важное свидание.
— Я не столь наивна, доктор Лейтем. Я не подросток с сияющими глазами, который думает, что приобрел живую куклу.
— У вас впереди вереница счастливых лет, юная леди. Паника — не причина для того, чтобы заводить ребенка.
Дори почувствовала, как от гнева краснеет. Как смеет он подвергать сомнению ее решение, пытаться играть роль Бога в ее жизни!
— Как вы осмеливаетесь оспаривать мое решение! — воскликнула она.
— Я пытаюсь открыть вам глаза на реальность, леди. У вас есть еще две недели, чтобы принять окончательное решение. Аборт в это время — простая и безопасная процедура.
Слезы жгли глаза Дори. Она была как сжатая пружина и не могла ни минуты усидеть на месте.
— Я не хочу делать аборт. Даже Ско... отец ребенка выразил облегчение, когда я сказала ему, что не прибегну к аборту.
— Если он знает о ребенке и решил позволить вам действовать «соло», этот человек отказался от права давать вам советы, что делать с беременностью.
— У него больше прав, чем у вас! — воскликнула Дори.
— Я не был бы так уверен в этом, — возразил доктор Лейтем. — Просто в этом случае его совесть будет спокойна. Я же думаю о вас и о том, во что ребенок превратит вашу жизнь. Его жизнь этот ребенок существенно не изменит. Все тяготы, связанные с ребенком, вам придется принять на себя.
На этот раз Дори нечего было возразить, и ей не оставалось ничего, кроме как смиренно выслушать доктора.
Доктор встал и, облокотившись о край стола, посмотрел сверху на Дори. Его голос был тихим, успокаивающим:
— Если бы в прошлом месяце вы не вошли ко мне в кабинет, словно по раскаленным углям, боясь услышать, что беременны, а обрадовались бы при этом известии, я не счел бы нужным давать подобные советы. Но вы были в шоке и не испытывали того, что я назвал бы радостью. Вы не решили иметь ребенка... вы просто боитесь решиться на то, чтобы не иметь его.
Доктор отошел от стола, подошел к ней сзади и положил ей руку на плечи.
— Две недели, Дори. Это не я устанавливаю срок, а природа. Подумайте об этом. Подумайте всерьез. И не обращайтесь к уклонившемуся от ответственности отцу за советом. Это ваше тело, и это должно быть вашим решением, мне не нужно говорить вам об этом.
Когда Дори открывала машину, у нее дрожали руки. Она не решила, чувствовала ли она себя униженной или рассвирепевшей, но была рада, что назначила встречу с врачом на вторую половину дня, так что ей не нужно было возвращаться в офис.
Она мечтала уединиться в своей квартире и обрести там привычное спокойствие.
Войдя в дом, она заперла за собой дверь, сбросила туфли и сменила рабочий костюм на домашний халат, прежде чем опуститься на мягкую, манящую софу. Хотя она ненавидела слезливость, которая, казалось, сопровождала ее беременность, ей хотелось расплакаться. Голова раскалывалась от слез, которые она сдерживала в кабинете доктора. Но она не могла плакать.
Покой, царящий в ее квартире, охватил ее, придавая уверенность, и напряжение во всем теле начало постепенно ослабевать. В кухне тихонько гудел холодильник, зашумело в трубе — видно, кто-то в соседней квартире включил воду: знакомые, дружелюбные звуки, пробивающиеся сквозь абсолютную тишину.
Дори редко смотрела телевизор, часто забывала включить стерео. Она наслаждалась тишиной пространства, которое она называла домом, словно это был кокон. Она попыталась представить это пространство, это обычно спокойное место наполненным звуками детства. Плач ребенка, стук и грохот игрушек, шум стиральной машины, расправляющейся с одеждой ребенка, запятнанной тем, что он съел и переварил.