Оксана очнулась от треска досок под чьими-то шагами. За стеной барака кто-то ходил. Она открыла свои заплаканные очи. Пробуждение вернуло ее в земной мир горя и слез. Скорбь обуяла ее и помутила рассудок. Растерянный взгляд девушки блуждал по сторонам, переходя с тела возлюбленного на оружие, раскиданное на полу, и на странное существо, которое было видно через щель. Существо с соломенными волосами и свиными глазками на голове дятла стояло возле танка и, не выпуская изо рта папиросу, отдавало приказы. Брезентовый офицерский плащ висел на существе как на колу и клубы табачного дыма не позволяли хорошенько рассмотреть ее лицо. Оксана ненавидела МВД вообще и курильщиков в частности. Она протянула руку и ее пальцы нащупали винтовку. Щелкнув затвором, Оксана послала патрон в ствол и, тщательно прицелившись, потянула спусковой крючок. Пуля попала чекисткой даме в самое сердце, пробив насквозь ее хрупкую конституцию и замарав кровью плащ в двух местах. Нинель умерла мгновенно, с папироской в руке, не допев куплет популярной песни. Солдаты, обыскивающие барак, бросились на звук выстрела. Проломив стену и разбросав обломки, они нашли обезумевшую поседевшую девушку, обнимающую труп молодого повстанца. От страха вояки подняли бешеную пальбу и через мгновение все было кончено.
Никто не оплакивал смерть Оксаны и ее друга, как и смерть двух тысяч их солагерников-заключенных; никто не уведомил семьи; только может быть матери и отцы их внезапно вздрогнули и перекрестились, уловив через огромное расстояние, момент гибели своих возлюбленных чад. Почуяв дурную весть, горько зарыдал в своей казенной кроватке трехлетний Ганечка. «Beruhige dich, guter Junge», приласкала его подбежавшая воспитательница, но до рассвета мальчик лежал без сна и грезил о своей маме.
Однако с Нинель Полторацкой коленкор был другой — она была частью системы. Сообщение об утрате ценного работника повергло советское и партийное руководство Магаданского края в печаль. Предавались неутешной скорби и ее соратники из московской госбезопасности, обдумывая поместить окровавленную одежду героини в музей памяти павших чекистов и урну с прахом замуровать в кремлевской стене, но после тщательного размышления решили повременить, а через год и совсем забыли, захваченные текучкой дней, внутрипартийными спорами и борьбой за чистоту марксистко-ленинских идей. У погибшей не оказалось ни родственников, ни друзей — всех она отправила в ГУЛАГ, но ее сослуживцы оправдывали и понимали партийную принципиальность усопшей. Похороны были пышные, пели марсельезу и интернационал, гроб везли на орудийном лафете и венки с кумачовыми лентами громоздились до потолка. «Но где же вдохновители и организаторы беспорядков?» спрашивало Шрагу его руководство. «Где эти мерзавцы, сорвавшие выполнение плана по добыче драгметалла?» приставали они к новоиспеченному генералу и тот разводил руками. «Мы нашли множество обгорелых трупов,» оправдывался он. «Наверняка провокаторы в их числе.» «Отправьте находки в Москву,» потребовали вышестоящие товарищи. «У нас есть ученые. Они проведут экспертизу и установят личности всех неопознанных лиц.» Действительно, через год усилиями талантливых и терпеливых эрудитов исследования были завершены, но среди десятка известных и неизвестных органам особ, Глебова не оказалось. «Упустили!» брызгали слюной члены Политбюро. «Ищите лучше! Он живой!»
Я встретил Глебова осенью 1962 году в Новочеркасске. Он постарел и пожух. Кочевая, полная опасностей жизнь, постоянные тревоги и недосыпания плохо сказались на нем. Под глазами его набухли мешки, кожу покрыли морщины, спина согнулась и в волосах засеребрилась седина; но в решительную минуту этот обманчивый вид в мгновение исчезал — походка Вождя становилась тверда, глаза искрились огнем и голос гремел как набат. Он говорил о недавнем расстреле и о жертвах, о разобщенности людей, страхе и цинизме сковавшими общество; но и о новых смельчаках, приходящих на смену погибшим, о поставках оружия, о листовках и печатных станках. Он упомянул о молодом Гавриле Кравцове, продолжившим дело своих родителей и с юных лет вступившем в борьбу с деспотизмом. Одним своим существованием Глебов бросал вызов советской системе, не давая спокойно спать жирным карасям и хищным щукам, безмятежно обитающим в райкомовских и обкомовских заповедных кущах. Я пожал ему руку и пожелал удачи. С тех пор я ничего не слышал о нем. След Глебова затерялся. Говорят, что видели его и там и здесь и сразу в нескольких местах. Он создавал ячейки, устраивал забастовки и поднимал мятежи. Был ли это Вождь, или кто-то другой, принявший его имя, — какое это имеет значение? В любом случае война не стихала…