Я тебя не виню. Как можно винить хищника в том, что он следует своей природе? Я виню себя в том, что с самого начала знал, что ты не терпишь конкуренции. Что при первой же угрозе ты устранишь все, что мешает достижению твоей цели. Нет, ты не врешь и действительно сожалеешь о смерти Абигейл. Но лишь как о вынужденной потере ради великой цели, а не как о по-настоящему близком человеке.
Она была мне как дочь, и я тебя за это не прощу. Никогда.
Прощай, Ганнибал.
Нэшнл Тетлер от 16 ноября 1977
Мой дорогой друг,
Животные защищаются, когда им больно, и я понимаю твою реакцию. Но подумай сам, ты отказываешь мне в глубине моих собственных чувств? Ты думаешь, мне неведомы сильные эмоции?
Когда-то и у меня была обязанность заботиться о юном, беззащитном существе, которое полагалось на меня даже больше, чем Абигейл на тебя. Моя сестра. Миша. Когда родители оставили нас — не по своей воле, а из-за настигшей их внезапной смерти во время войны — она была единственным близким мне человеком во всем мире. И я не смог о ней позаботиться.
Я до сих пор помню тепло ее тела в своих объятиях, и мне никогда не забыть крик о помощи, прежде чем ее у меня забрали. Позже я нашел этих людей, и они заплатили сполна, но ее уже было не вернуть. Как и не вернуть Абигейл.
Разбитая чашка не склеится заново в этом мире. Может, когда-нибудь мы откроем для себя другой. Или создадим его сами? Я хотел бы надеяться.
твой,
Г.
Нэшнл Тетлер от 14 декабря 1977
Мой дорогой друг,
С сожалением я вижу, что ты серьезно решил попрощаться. Тем больнее, когда я тебе открылся, а ты не принял моего подарка. Ты утверждаешь, что мои слезы — крокодильи? Разве я не достоин твоего доверия?
Ты ранил меня куда глубже, чем думаешь.
Обвиняя меня бездоказательно, ты пытаешься снять с себя часть вины. Но ведь не у меня Абигейл просила помощи, не мое имя кричала в спину, прося забрать с собой. Это был твой выбор, и тебе жить с его последствиями. Она сделала свой.
Ты отказываешь не только мне, но и ей в свободе воли. Не слишком ли для одного человека? Ты думаешь, что готов к последствиям собственных решений, мой дорогой друг, но все, что тебя ждет — это одиночество. Твое собственное наказание за грехи, которые, как ты думаешь, ты совершил.
Ты собираешься опрометчиво сжечь мост, ведущий ко мне, зная, что собрать его обратно будет практически невозможно. Я же напротив считаю, что наша связь только окрепнет, и тебе не освободиться от меня, пока я дышу. Как и мне от тебя.
Не делай глупостей.
твой,
Г.
3 октября 1981 год
— Обнаружены два тела на железнодорожной станции Ричмонда с отпечатками пальцев Ингрема. Мистер Бернардон, — адвокат тяжело вздохнул, — это ваш шанс вылезти из этой дыры. Смените показания. Мы можем заявить, что Ингрем воспользовался своим положением и запугал вас. То, что вы запихнули его в мертвую лошадь, нам уже не исправить, но я смогу добиться для вас лучших условий. Мистер Бернардон, вы меня слышите?
Уилл подошел к адвокату и заглянул в камеру. Питер сидел на самом углу койки, согнувшись в три погибели. Он явно прятал за пазухой Кевина и просто ждал, когда непонятный человек перестанет звать и уйдет, чтобы выпустить мышонка обратно в щель между кирпичами под мойкой.
— Он вообще разговаривает?
— Только когда не чувствует угрозы.
— Я ему не угрожаю, я пытаюсь его спасти! — Мужчине было около тридцати пяти, хороший костюм, сильный ментоловый одеколон. Приехал в пять утра ради бумаг в госпиталь — профессионал и фанат своего дела.
— Вы повышаете на него голос и создаете стрессовую ситуацию.
— Черт. У меня нет времени с ним рассусоливать. У него есть психиатр или кто-то, кого он послушает?
Уилл протянул руку.
— Будьте добры, оставьте бланк и пройдите на пост. Я скоро подойду.
— Свистните, если чего-то добьетесь. — Он отдал документы и скрылся дальше по коридору.
— Я все подпишу, — тут же произнес Питер, оставшись с Уиллом наедине. — Ты позаботишься о Кевине?
— Ты сам позаботишься о нем, когда выйдешь отсюда.
— А что стало с ним?
Уиллу не нужно было объяснять, про кого тот спрашивал.
— Ты хочешь отомстить?
— Нет. — Питер покачал головой. — Я хочу, чтобы он исчез. И больше никому не смог причинить вреда.
— Значит, так и будет.
— Спасибо.
— Подпиши бумаги, Питер.
Питер кивнул и забрал папку из отверстия в решетке, и Уилл с чувством выполненного долга позвал адвоката и вернулся на пост. Смена вышла на удивление занятой. Его дважды вызывали в отделение для хронических из-за случившихся у пациентов приступов агрессии. К этому времени у него оставалось около двух часов до того, как Мириам Ласс должна была вернуться за делом. За это время он хотел просмотреть фотографии с места преступлений, специально отложив их на самый конец смены.
Он разложил фотографии утопленниц по числам, а затем перевернул. Первое, что пришло к нему вместе с изображением оголенных мышц, разрезанной кожи и вздувшихся от воды синюшных тел, это зависть. Кто бы ни был этот маньяк, он не вкладывал в их смерть эмоции. Он не видел в мертвых девушках людей как таковых. Он видел ресурс. Они дают ему то, чего он хочет. Чего желает.
Нет. Он тряхнул головой. Не дают. Но он знает, что они обладают этим. Чем-то неуловимым. Какой-то красотой, которую видит только он. Он хочет воссоздать эту красоту, как домик из лего.
Ничем не примечательные девушки от двадцати до тридцати. Широкие плечи. Мощные бедра. Высокий рост. Стать. Уилл провел пальцем по фотографии, и во рту выступила слюна, словно он был голоден. Его мысли превращались в жадный шепот на краю сознания.
Ухоженные. Заботящиеся о своем теле. Ногти, волосы, зубы — на фотографиях все в идеальном состоянии.
Вскрытие показало, что они голодали около недели, прежде чем он их убил. Но держать сильную женщину, всю — кровь с молоком, запертой в комнате тяжело, — ему нужен подвал. Он не держал их связанными, значит, места достаточно, чтобы они двигались, но не могли сбежать. Сбитые ногти, ссадины на ладонях — они что-то царапали, пытаясь выбраться.
Подвал должен быть огромным. Цокольный этаж под мастерскую, где он может заниматься… чем? Чтобы снять кожу, ему нужны крепкие потолочные балки, куда он мог подвесить труп. Выстрелы в голову, а не в грудь. Кожа — важнее всего. Кожа… что он с ней делает? Из водоворота мыслей его вырвал стук.
— Я все, спасибо за помощь. — Адвокат кивнул ему и ушел наверх по лестнице.
Уилл устало откинулся на спинку стула. Он мог скормить Мириам кое-какие мысли насчет дела и без того, чтобы обсуждать его с Лектером, но что делать с Мэтью, он пока не знал. В идеале ему бы отвлечь обоих, чтобы спокойно заняться этим парнем.
Уилл посмотрел на часы — конец смены уже через час — и усмехнулся. О-о, он прекрасно знал, что надо сделать.
Он отдал папку на безлюдной парковке госпиталя, кутаясь в пиджак от холодного ветра с залива.
— Я могу ошибаться, но вам стоит уделить внимание второй найденной девушке.
— Лектер что-то сказал? — Мириам с надеждой сжала папку, не торопясь сесть в машину. Она приехала на черном шевроле, явно принадлежащем Бюро. Уилл запомнил номер.
— Он сделал намек, что груз на ее теле был привязан не просто так. Фредерика Биммель, если не ошибаюсь.
— Он не хотел, чтобы ее нашли первой.
Уилл взглянул на агента с интересом. Она была хороша. Одна подсказка, и женщина уже знала, куда копать.
— Больше он, к сожалению, ничего не сказал, но я позвоню, если ситуация изменится. — Они попрощались, и Уилл задержал руку на дверце ее автомобиля. — И, агент Ласс, прошу, будьте осторожны.
— Я всегда осторожна, а что? — Она пристегнулась и отложила папку на соседнее сидение.