Выбрать главу

Какой источник энергии, точно не знаю - может, электричество. Они хотели, чтобы я все это записал, когда проснусь - показали мне остро заточенный карандаш и блокнот. И сказали - никогда в жизни не забуду! - сказали: "Принцип действия известен в твое время".

Ты понимаешь, что это значит?! - Николаc страшно разволновался, покраснел, слова лились из него потоком. - Они из будущего!

- Не обязательно, - возразил я. - С таким же успехом это может значить, что им просто известно наше будущее.

Николаc замер, ошеломленно глядя на меня, беззвучно открывая и закрывая рот.

- Видишь ли, - продолжал я, - существам высшего порядка доступно…

- Это все на самом деле, - тихо произнес Николаc.

- Ты о чем?

- Это не выдумка, не рассказ. Фиксируя свои впечатления, я исписал многие страницы: что видел, что слышал, что знаю. Ты знаешь, что я знаю? Все это куда-то движется, вот только куда - пока понять не могу. Они не хотят, чтобы я понял. Собственно, мне сообщают очень мало; такое впечатление, что они умышленно раскрывают как можно меньше. Так что отвали-ка ты со своими научно-фантастическими байками подобру-поздорову, Ясно, Фил?

Наступила тишина. Мы молча смотрели друг на друга.

- А что же мне говорить? - наконец спросил я.

- Просто отнесись к этому серьезно, так, как оно, есть: очень серьезное, может быть, очень мрачное дело.

Хотел бы я знать… Я чувствую, что они предельно откровенны, идет какая-то смертельная игра, вне нашего понимания. С целью… - Николаc замолчал. - Боже, все это чертовски действует на нервы. Если б я с кем-нибудь мог поделиться!…

- Ты выглядишь более зрелым, словно возмужавшим, - заметил я.

Он пожал плечами.

- Уехал из Беркли.

- Теперь ты чувствуешь настоящую ответственность…

- Я и раньше чувствовал ответственность. Нет, просто я начал понимать, что это не шутка.

- Твоя работа…

- При чем тут работа? Не шутка то, что мне сообщают. Хотя, проснувшись, я ничего не помню, все это запоминается где-то в глубине мозга. Попадает в подсознание и там хранится. - Николаc поднял глаза и пристально на меня посмотрел. - Знаешь, Фил, я думаю, меня программируют. Рано или поздно по какому-то сигналу или при условленных обстоятельствах программа начнет работать. А я и догадываться ни о чем не буду.

- Даже когда попадешь в условленные обстоятельства?

- Я читал об этом. Все покажется мне совершенно Естественным. Каковы бы ни были мои поступки и слова, я буду думать, что веду себя так по собственной воле.

Будто постгипнотическое внушение: сам себе объяснишь самые странные, самые гибельные…

Он замолчал, и на этот раз надолго.

- Ты изменился, - повторил я. - Не просто возмужал, а как-то еще…

- Меня изменил переезд. Переезд и та исследовательская работа, которую я веду. Наконец-то у меня появились на нее средства. Герб Джекмэн платил мне жалкие гроши.

- Дело не только в исследовательской работе, - возразил я. - В Беркли полно людей, занимающихся исследовательской работой. У тебя появились новые друзья?

Ты с кем- то общаешься?

- В основном с сотрудниками фирмы, - ответил Николас. - С профессионалами музыкального бизнеса.

- Рассказывал им о ВАЛИСе?

- Нет.

- А к психиатру не обращался?

- О черт. Фил, - устало произнес Николаc. - Мы оба с тобой знаем, что психиатр тут ни при чем. Когда-то я еще мог об этом подумать - давным-давно, за шестьсот миль отсюда, в сумасшедшем городе. В округе Орандж глупостей не любят; здесь живут здравомыслящие и стабильные люди. Все чокнутые остались к северу, в районе Лос-Анджелеса. Я перемахнул лишние шестьдесят пять миль. Да нет, черт побери, меня специально послали сюда, подальше от всяких параноиков - чтобы я мог размышлять, обрести понимание.

Или уверенность. Если я и приобрел что-то, то, наверное, уверенность.

- Пожалуй.

- Там, в Беркли, - тихо продолжал Николаc, словно обращаясь сам к себе, - все это казалось…, игрой.

Лежишь себе тихо ночью и контактируешь с иным разумом… Мы все дети в Беркли, в Беркли не взрослеют.

Наверное, поэтому его так ненавидит Феррис Фримонт.

- Перебравшись сюда, ты о нем не забываешь? - спросил я.

- Нет. Перебравшись сюда, я о Феррисе Фримонте не забываю, - загадочно ответил Николаc.

Благодаря воображаемому голосу, Николаc наконец стал цельным человеком. Останься он в Беркли, он бы жил и умер частичкой человека, так и не познав полноты.

Что это за воображаемый голос, спрашивал я себя. Предположим, Колумб услышал воображаемый голос, велевший ему плыть на запад. Колумб поверил - и открыл Новый Свет, изменив ход человеческой истории… В таком случае нам пришлось бы очень трудно, определяя термин "воображаемый", ибо этот голос опосредованным образом затронул всех. Что создает более мощную реальность: "воображаемый" голос, советующий Колумбу плыть на запад, или "реальный" голос, подсказывающий, что затея безнадежна?

Если бы не являющийся по ночам ВАЛИС - манящий, настойчивый, зовущий к счастливому будущему, - Николаc посетил бы Диснейленд и вернулся в Беркли. Я это знал, и знал это Николаc. Как истолкуют побудительный мотив окружающие - не имеет значения. Важно, что самостоятельно, без посторонней помощи Николаc остался бы навечно гнить в своей дыре. Что-то вторглось в его жизнь и уничтожило оковы дурной кармы. Что-то разбило стальные цепи.

Именно так, подумал я, человек перерождается: совершив поступок, который он никогда не мог бы совершить - в случае Николаcа, абсолютно немыслимый акт переезда из Беркли в Северную Калифорнию. Все его приятели остались на месте; я остался на месте. Невероятно! Вот он, выросший в Беркли, сидит передо мной в своей современной квартире в Пласенсии (в Беркли нет современных квартир) в цветастой калифорнийской рубашке и слаксах! Он уже вписался в местную жизнь. Эпоха джинсов осталась позади.

Глава 7

Воображаемое присутствие ВАЛИСа - которого Николас выдумал, стремясь заполнить пустоту, - заставило моего друга переродиться. Даже приди он к психиатру, ничего бы не изменилось. Психиатр обратил бы внимание на источник голоса, а не на его мотивы или результаты воздействия. Да что говорить, тот психиатр наверняка до сих пор живет в Беркли. Никакие неосязаемые контакты, никакие призрачные голоса, обещающие счастливую жизнь, его не тревожат. Блажен сон глупца!

- Хорошо, Ник, - промолвил я, - ты победил.

- Что? - Он растерянно взглянул на меня. - А, понимаю. Да, похоже. Фил, как я мог так долго торчать в Беркли? Почему понадобился голос - чужой голос, не мой, - чтобы вести меня по жизни?

- М-мм… - пробормотал я.

- Самое невероятное не то, что я услышал голос ВАЛИСа, послушался его и переехал сюда, а то, что без него, или без них, я никогда и не подумал бы о подобном шаге! Знаешь, Фил, мысль покинуть Беркли, бросить работу у Герба Джекмэна мне даже в голову не приходила!

- Да, это невероятно, - согласился я.

Он был прав. Вот вам Homo обыкновенный: крутится себе по орбите, как мертвый камень вокруг мертвого солнца, без цели и без смысла, глухой, слепой и холодный. Нечто безжизненное, навеки отрезанное от новых мыслей.

- Кто бы они ни были, - продолжал Николаc, - я должен доверять им. У меня нет иного выбора. Я все равно сделаю все, что они захотят.

- Думаю, ты поймешь, когда включится программа, - сказал я. Если - отрезвляющая мысль - он вообще запрограммирован.

- Думаешь, пойму? Я буду слишком занят.

Это меня напугало: вот он молнией приходит в движение, будто взрывается, и ничто не в силах его остановить.