- Они… - начал было Николаc.
- Пожалуйста, не называй их "они", - попросил я. - Это действует мне на нервы. Было бы гораздо лучше, если бы ты говорил "он".
- Я говорю "они", - объяснил Николаc, - потому что видел их несколько. Женщину, мужчину. По меньшей мере двух.
- Как они выглядели?
Николаc помолчал.
- Ты понимаешь, разумеется, что это было во сне.
Там все искажено. Наше сознание возводит барьеры.
- Для самозащиты, - кивнул я.
- У них по три глаза: два обычных, а третий не со зрачком, а с линзой. Прямо посреди лба. Этот третий глаз видит все. Его можно включать и выключать, и когда он выключен, то совершенно пропадает. Становится невидим. Тогда, - Николаc судорожно вздохнул, - они ничем от нас не отличаются. Ничем.
- Боже милосердный…
- Да, - мужественно произнес Николаc.
- Они способны говорить?
- Они были немы. И глухи. В таких сферических камерах, вроде батискафа, оплетенных проводами - всякое там электронное оборудование, чтобы они могли общаться с нами, чтобы их мысли превращались в слова, которые мы слышим и понимаем, и чтобы они могли понимать нас. Это им дается с трудом, с большим напряжением.
- Не уверен, что я хочу знать.
- Черт побери, да ты же об этом все время пишешь!
Я наконец прочитал кое-какие твои…
- Я пишу фантастику. Вымысел.
- У них увеличенные черепные коробки, - сказал Николаc.
- Что? - переспросил я. Я не поспевал за ним. Все это было для меня чересчур.
- А как иначе поместился бы третий глаз? Массивный удлиненный череп - как у египетского фараона Эхнатона. И у двух его дочерей. А у его жены череп был самый обычный.
Я распахнул дверь и вернулся в гостиную, где сидела Рэйчел.
- Он свихнулся, - пробормотала она, не отрываясь от книги.
- Точно, - сказал я. - Совсем спятил. Вот только не хотел бы я здесь оказаться, когда сработает его программа.
Рэйчел, промолчав, перевернула страницу.
Выйдя вслед за мной из спальни, Николаc приблизился к нам, протягивая в руке клочок бумаги.
- Вот этот знак они показывали мне несколько раз - две пересекающиеся дуги. Гляди. Немного похоже на знак рыбы у ранних христиан. Интересно, что если одна дуга…
Откуда- то из загадочного изображения в лицо Николаcа ударил багровый луч света. Он закрыл глаза, скривился от неожиданности и боли, выронил листок бумаги и быстро приложил руку ко лбу.
- У меня вдруг страшно разболелась голова…
- Вы видели этот странный луч света? - воскликнул я.
Рэйчел отложила книгу и встала.
Николаc отвел руку, открыл глаза и поморгал.
- Я ослеп, - хрипло произнес он.
Наступила тишина. Все мы стояли молча, не шевелясь.
- Нет, никакого луча я не видел, - наконец проговорил Николаc. - А теперь вижу розовые пятна… Кое-что Становится понятным.
К нему подошла Рэйчел, мягко взяла его за плечо.
- Ты лучше присядь.
Странным, почти механическим голосом Николаc нараспев произнес:
- Рэйчел, у Джонни есть врожденный дефект.
- Доктор сказал, что он совершенно…
- У него паховая ущемленная грыжа в мошоночном мешочке. Требуется срочное хирургическое вмешательство. Немедленно позвони доктору Эвенстону. Скажи, что ты везешь Джонни в приемный покой больницы святого Иуды в Фуллертоне. Вели ему ждать там.
- Прямо сейчас, ночью? - ошеломленно пролепетала Рэйчел.
- Джонни грозит смерть. - И, закрыв глаза, Николас повторил свое сообщение, слово в слово, с той же интонацией.
Глядя на него, я испытывал странное чувство: как будто, несмотря на то что его глаза закрыты, Николаc видит произносимые слова, читает их словно по шпаргалке.
Я поехал вместе с ними в больницу. Машину вела Рэйчел; Николаc из-за продолжающихся перебоев со зрением сидел рядом, держа на руках малыша.
Их лечащий врач, доктор Эванстон, явно раздраженный, ждал в приемном покое. Сперва он заявил, что несколько раз внимательнейшим образом осматривал Джонни на предмет возможной грыжи и ничего не обнаружил; потом взял ребенка и куда-то с ним исчез. Шло время. Когда наконец доктор Эванстон вернулся, он неохотно признал, что при обследовании ребенка действительно обнаружена паховая грыжа и в связи с возможностью ущемления требуется срочная операция.
На обратном пути в Пласенсию я спросил:
- Кто эти люди, эти голоса?
- Друзья, - коротко ответил Николаc.
- Они явно пекутся о твоем благополучии. И благополучии твоего ребенка. Причем обладают большой силой!
- Они не исцелили Джонни, а просто передали мне информацию, - сказал Николаc. - Если…
- Именно исцелили, - подчеркнул я и развил свой тезис. Доставить ребенка к врачу и обратить его внимание на врожденный дефект - что это, как не исцеление?
Зачем прибегать к сверхъестественным силам, когда под рукой обычные средства? Я припомнил, что сказал Будда, увидев, как некий предполагаемый святой идет по воде:
"За грош я мог бы переправиться на пароме". Даже для Будды практичнее было бы пересечь реку нормальным способом.
Николаc не понял моей мысли; он, казалось, до сих пор не пришел в себя: все потирал лоб и глаза, а Рэйчел вела машину.
- Информация была передана разом, так сказать одним залпом, в компьютерной науке это называется аналоговый метод, в отличие от цифрового, - промолвил он.
- Ты уверен, что они друзья? - резко спросила Рэйчел.
- Любой, кто спасет жизнь моего мальчика, мне Друг, - ответил Николаc.
- Если они способны передать столь исчерпывающую и точную информацию прямо тебе в голову одной вспышкой света, - заметил я, - то тем более могли дать тебе знать, кто они такие, откуда и чего хотят. А раз ты сомневаешься, значит, эти сведения умышленно утаивают.
- Если бы я знал, - ответил Николаc, - я мог бы рассказать. Они не желают…
- А почему? - перебил я.
- Это противоречит их целям, - произнес Николас, подумав. - Они выступают против… - Его голос затих.
- Оказывается, ты многого мне не говорил, - сказал я.
- Все записано там, на страницах книги. - Николаc помолчал, затем продолжил:
- Им приходится действовать очень осторожно. Иначе все провалится. - Он не стал пояснять. Очевидно, и не знал-то больше ничего.
То, чем он располагал, состояло скорее всего из догадок, появившихся за долгие месяцы размышлений.
Во мне давно уже назрела целая речь. Теперь я дал себе волю:
- Существует вероятность - правда, надо отметить, очень небольшая, - что ты имеешь дело с явлениями религиозного характера, непосредственно общаешься со Святым Духом, проявлением самого Господа Бога. Мы все из Беркли, там выросли и невольно ограничены мирскими взглядами университетского городка; мы не расположены к теологическому восприятию мира. Но исцеление, насколько мне известно, типичное чудо Святого Духа… Слышал какие-нибудь незнакомые языки? - спросил я Николаcа. - У себя в голове?
Он замялся и наконец кивнул.
- В снах.
- Глассолалия?
- Древнегреческий. Проснувшись, я как-то записал несколько слов - в таком виде, как запомнил. У Рэйчел был годичный курс древнегреческого; мы проверили по словарю и убедились. В книге Деяний Апостолов, в Библии, другие народы понимали слова апостолов - в Пентекосте, когда на них впервые снизошел Дух. Глассолалия - не бессмысленная белиберда, а незнакомые иностранные языки. Святой Дух вкладывает их тебе в голову, чтобы ты мог нести слово Божье по всему миру. Я сам думал, что это белиберда, пока не занялся исследованиями.
- Ты читал Библию? - спросил я. - Ну, в своих исследованиях?
- Новый Завет и Книги Пророков.
- Ник никогда не знал греческого, он был уверен, что это ненастоящие слова, - вставила Рэйчел.
Жесткие язвительные нотки исчезли из ее голоса; беспокойство, страх за, Джонни сделали свое дело.
- Когда Ник осторожно поведал о снах на греческом некоторым знакомым, интересующимся оккультным, они заявили: "Предыдущая жизнь. Ты - перевоплощение древнего грека". Но, по-моему, это не так.
- А что же это, по-твоему? - спросил я.