— Так я, пожалуй, и сделаю, — сказала девушка. — Только сама, спасибо за предложение.
— Вы сумеете ходить по этим квартирам в одиночку? — не верил своим ушам Изидор.
— Ну да, а что тут такого? — Она чуть поморщилась, запоздало сообразив, что снова ляпнула что–то не то.
— Я уже такое пробовал, — сказал Изидор. — Однажды. А потом вернулся в свою квартиру и постарался выкинуть из головы все остальные. Квартиры, где никто не живет, сотни таких квартир, и все они набиты чьими–то своими вещами — бельем, одеждой, фотографиями. Те, кто умер, не могли взять эти вещи с собой, а те, кто эмигрировал, зачастую просто не хотели. Этот дом, за вычетом моей квартиры, насквозь прохламился.
— Прохламился? — не поняла девушка.
— Вы же знаете, что такое хлам. Всякие бесполезные, ни на что не пригодные вещи, рекламная почта и пустые спичечные коробки, обертки от жвачки и вчерашние газеты. Когда рядом никого нет, хлам размножается. Ну, скажем, если ты лег спать, не убрав скопившийся в квартире хлам, наутро его будет вдвое больше. Его всегда становится все больше и больше.
— Понятно, — кивнула девушка, хотя ничего ей не было понятно; она не знала, верить словам этого странного человека или не верить, всерьез он говорит или нет.
— Первый закон Хлама, — сказал Изидор. — «Хлам вытесняет нехлам». Аналог закона Грэшема про плохие деньги.[8] А в квартирах, где никто не живет, некому бороться с хламом.
— И потому он одерживает полную победу, — кивнула девушка. — Теперь я понимаю.
— А вот это место, — продолжил Изидор, — эта квартира, которую вы выбрали, — она слишком прохламлена, чтобы в ней жить. Мы можем потеснить хламность, для этого и надо, как я говорил, прочесать соседние квартиры, однако… — Он замолк.
— Однако что?
— Победить мы все равно не можем, — печально сказал Изидор.
— Почему?
Девушка вышла в коридор, аккуратно притворив за собой дверь. Она стояла перед Изидором, смущенно прикрывая скрещенными руками маленькие, острые груди, стояла и изо всех сил старалась его понять — по крайней мере, ему так казалось. Уж во всяком случае, она его слушала .
— Хлам вечен, победить его невозможно, ну разве что временно или на ограниченном пространстве — вот как, к примеру, я создал в своей квартире нечто вроде временного равновесия между давлением хлама и нехламом. Но со временем я умру или куда–нибудь уеду, и тогда хлам возьмет свое. Это непреложный мировой закон: вся Вселенная движется к конечному состоянию полной, абсолютной прохламленности. Единственным исключением является неустанное восхождение Уилбура Мерсера.
— Да? — недоуменно взглянула девушка. — Я что–то не вижу, какая тут связь.
— Да в этом же и состоит весь смысл мерсеризма, — загорячился Изидор. — Разве вы не участвуете в слиянии, не сжимаете ручки эмпатоскопа?
— Здесь, на этой квартире, у меня нет эмпатоскопа, — осторожно и после заметной паузы сказала девушка. — Я не захватила его с собой, думала — здесь найду.
— Но ведь эмпатоскоп, — заговорил, заикаясь от возбуждения Изидор, — это самая личная ваша вещь! Это прямое продление вашего тела, средство, позволяющее соприкоснуться с другими человеческими существами, превозмочь одиночество. Да что я говорю, вы и сами все это прекрасно знаете. Это каждый знает. Мерсер, он даже таким, как я, позволяет…
Он оборвал фразу, но слишком поздно, когда она уже поняла, а она точно все поняла — об этом свидетельствовала легкая гримаса отвращения, рябью в потревоженной ветром заводи пробежавшаяся по ее лицу.
— Я почти прошел тест на Ай–Кью. — Теперь Изидор говорил совсем другим, тихим и виновато дрожащим голосом. — И я не очень аномальный, совсем чуть–чуть, не так, как многие, кого встречаешь. А Мерсер и вообще не обращает на это внимания.
— По моему мнению, — сказала девушка, — это следует считать одним из недостатков мерсеризма.
Слова падали холодно и бесстрастно, она просто констатировала конкретный факт, вернее — демонстрировала через этот факт свое отношение к недоумкам.
— Так я, пожалуй, пойду к себе наверх. — Он повернулся и сделал движение к лестнице, унося с собою напрасную, размякшую в ладони пачку маргарина.
Девушка смотрела ему вслед со все тем же бесстрастным и безразличным выражением на лице. А потом сказала:
— Подождите.
— Зачем? — обернулся Изидор.
— Вы мне еще понадобитесь. Чтобы подобрать более–менее толковую мебель. Пошарить по соседним квартирам, как вы тут говорили. — Она подошла к нему, совсем уже вроде не стесняясь своего подтянутого, без грамма лишнего жира тела. — Во сколько вы возвращаетесь с работы? Вернетесь и приходите мне помочь.
8
Сэр Томас Грэшем (1519–1579) — английский купец и финансист. Закон Цээшема — сформулированное им правило, согласно которому более слабая, ненадежная валюта вытесняет из обращения более сильную.