Гейнс вошел в ресторан.
— Миссис Маккой, где у вас запасной выход?
— В кладовой, сэр.
Гейнс поспешил туда, Блейкинсоп — следом за ним. Молодой филиппинец вскочил из-за стойки, смахнув на пол какую-то зеленую смесь, ибо прямо над ним был круглый люк с запорным маховиком в центре. К нему вела тонкая, но прочная металлическая лестница.
Блейкинсоп потерял шляпу, пытаясь поспеть за Гейнсом; когда они выбрались на крышу здания, Гейнс осветил ряды дорожных кабин карманным фонариком. От крыши их отделяли четыре фута свободного пространства.
Наконец мистер Гейнс обнаружил то, что искал, — такой же люк футах в пятидесяти от них. Он опустил крышку люка, встал одной ногой на крышу кабины, уперся руками и резким движением перебросил себя на кабину. Блейкинсоп сделал то же, правда, не так легко.
Они стояли в темноте, осыпаемые мелким холодным дождем. Под ними и по обе стороны, насколько хватало глаз, простирались слабо светящиеся экраны, превращающие солнечную энергию в электрическую. Свет был не особенно ярок; так призрачно и жутко светится снег в безлунную ночь.
Этот свет выхватывал из темноты узкую, выгнутую дугой над крышами кабин дорожку, ведущую к зданию на краю дороги, затянутому сеткой дождя. Они побежали по ней так быстро, насколько позволяли скользкое покрытие под ногами и темнота. Гейнс показался Блейкинсопу совершенно отрешенным. Конечно, он был умен и обаятелен, что совершенно необходимо для его работы, но, как казалось австралийцу, надо всем преобладал холодный расчет. Таких людей он опасался. Ведь с точки зрения чистого разума, нет веских причин для существования человечества, не говоря уже об отдельных людях.
Если бы он мог проникнуть в мысли Гейнса, то изменил бы свое мнение. Внешнее спокойствие лишь прикрывало напряженную работу мозга. Словно компьютер, перебирал он варианты решений, отбрасывая негодные и отыскивая единственно верные. Под панцирем жестокой самодисциплины были и чувства. Во всем он винил только себя. То, что он видел, отдавалось болью в сердце, но болью удвоенной, ибо он отвечал за все это. Он нес сверхчеловеческий груз ответственности; далеко не каждый мог выдержать такое и сохранить здравый рассудок. Сейчас он чувствовал себя капитаном, стоящим на мостике тонущего корабля, и только необходимость в немедленных действиях поддерживала его. Но его лицо было спокойно.
На стене здания поблескивал ряд зеленых стрелок, над которыми светилась надпись: «ПРОХОД ВНИЗ». Он побежал вдоль стрелок, а Блейкинсоп пыхтел за спиной. Они нырнули в дверь и оказались на узкой лестнице, освещенной всего лишь одной лампой дневного света. Гейнс сбежал по ней и оказался на загруженном людьми шумном тротуаре северной полосы.
Рядом со входом, справа, стояла будка связи. За стеклянной дверью солидный, хорошо одетый мужчина разговаривал со своей половиной, маячившей на экране. Еще трое дожидались своей очереди.
Пробежав мимо них, Гейнс распахнул дверь, схватил за плечи солидного джентльмена и вытолкнул его из будки, недоумевающего и возмущенного. Прежде чем его благоверная успела сообразить, что происходит, Гейнс отключил ее и нажал кнопку аварийной связи.
Он набрал свой личный кодовый номер, и на экране тотчас же появилось встревоженное лицо Девидсона.
— Докладывайте!
— Это вы, шеф! Слава богу! Где вы? — В голосе Девидсона слышалось почти патетическое облегчение.
— Доклад!
Старший вахтенный инженер подавил свои чувства и заговорил короткими деловыми фразами:
— В семь часов девять минут пополудни на двенадцатой полосе сектора Сакраменто внезапно резко подскочило напряжение, потом упало до аварийного уровня. Покрытие цело, но энергия отключена. Причины инцидента неизвестны. Прямая связь с управлением сектора прервана, не работают также вспомогательная и коммерческая линии связи. Мы пытаемся связаться с Сакраменто и послали туда человека, Пострадавших нет. Мы передали по радио просьбу очистить двенадцатую полосу. Начинается эвакуация…
— Пострадавшие есть, — прервал его Гейнс. — Пошлите туда медиков и полицию. Живее!
— Есть, сэр! — Девидсон махнул своему помощнику, но тот уже набрал нужные номера. — Должен ли я остановить другие полосы, шеф?
— Нет. Это только увеличит беспорядки. Продолжайте объявления по радио, а остальные полосы пусть катятся, иначе мы вовек не разберемся.
Гейнс твердо знал, что другие полосы останавливать нельзя. Конечно, эвакуировать людей через неподвижные полосы было бы гораздо проще, но роторы могли не выдержать нагрузки, не говоря уже о том, что пять миллионов возбужденных людей на неподвижной дороге будут представлять собой нешуточную полицейскую проблему. Уж лучше эвакуировать пассажиров двенадцатой полосы по крышам, позволив им добираться домой по другим полосам.