Как мертвая царевна, лежу под колпаком!
Лежу, раскинув руки, на родине, в лесу,
и бабочки порхают, и ни в одном глазу!..
Летит из поднебесья цветочная пыльца.
Галактики мерцают, и ночи нет конца,
и пахнет первым снегом и ядерной войной...
А что всему причина? А кто всему виной?..
Последний гладиатор, сниму противогаз.
Всемирного потопа не будет после нас.
Бумажная салфетка впитает смертный пот,
и в воздухе повиснет печальный анекдот...
1984
x x x
Кто-то рвется на Северный полюс,
кто-то стонет под Южным Крестом,
кто-то слышит неведомый голос,
долго водит по книге перстом,
как по нежному, юному лону,
и, надеясь хоть что-то понять,
протирает очки и Мадонну
хочет мысленным взором обнять...
1986
x x x
В. Алексееву
О, Гималаи!..
О, Гималаи!..
Сквозь государственный строй облаков
белые люди, миклухи-маклаи,
смотрят в туманные дали веков.
Может быть, там, за чертой горизонта,
на расстоянии жизни моей,
синие волны Эвксинского Понта
или других благодатных морей...
Так далеко я отсюда не вижу
и не затем я на свете живу,
чтобы однажды представить Парижу
полный отчет о своих рандеву.
Бедный дикарь, я прикину на пальцах
жалкой судьбы световые года.
Черная дума о звездных скитальцах
в царстве теней не оставит следа.
Смутное время на жидких кристаллах
нервно пульсирует, но не течет.
Я отстаю от народов отсталых
и закрываюсь от них на учет.
Я изуверился в людях и зверях.
Вся пропаганда добра и любви
дыбом стоит, как всклокоченный Рерих,
на просвещенной дворянской крови.
Все человечество - лишние люди,
совесть моя перед ними чиста.
Легче простить христианство Иуде,
чем допустить иудейство Христа.
О, Гималаи, Тибеты, Тянь-Шани!..
О, Пиренеи, Карпаты, Кавказ!..
Три папуаса в родном Магадане
мрачно жуют социальный заказ.
Где не ступала нога человека,
я прохожу, как Батый по Луне.
В каменных джунглях XX века
дети поют о холодной войне.
1983
x x x
Хрюкает богема общепита,
хлюпает общественное дно,
харкает в разбитое корыто
золотое среднее звено.
Некому смотреть залитым глазом,
постигая мир своим умом,
навсегда заходит ум за разум,
забываясь коллективным сном.
1986
x x x
Море ушло за рубеж,
и чудовища вышли на сушу.
Но расцвел гуманизм,
и пришлось им, беднягам, взлететь.
И ползучие гады
запели за милую душу,
ибо всякая тварь
на свободе пытается петь.
А какой интерес
распевать на голодный желудок
и на трезвую голову
слышать призывы "не пей"?
Мировая война
разразилась в течение суток,
и планета Земля
стала кладбищем мертвых идей.
Революция видов
не тронула нас, безголосых,
не коснулась она
тех, кто может_ дышать под водой.
И когда в темноте
пролетают певцы на колесах,
я встречаюсь глазами
с безмолвной Полярной звездой.
Между нами
- пространство
и время,
и пять силуэтов,
и казенная буква
по имени, кажется, "Ять",
и дешевый кураж
опаленных талантом поэтов,
но на трезвую голову
это умом не понять.
Персональный компьютер
бренчит на проклятой гитаре,
я ему подпеваю
от имени лишних людей,
и безумная песня
гремит на славянском базаре,
над которым распят
призывавший к любви иудей.
1987
СТАНСЫ
В беспамятстве юном, в безгласной стране
посмертные лавры мерещились мне.
В их сладостном шуме, в их смутной тени
шутя прожигал я ненужные дни.
Как бес, имитируя зверскую страсть,
я спал с дочерями имеющих власть.
В безвременье зыбком зубами скрипя,
подпольной любовью я мстил за себя.
Недвижно среди гробовой тишины
застыл я над вечным покоем жены.
В пластмассовой урне твой прах номерной,
и фото на паспорт - твой облик земной.
В дали магаданской, хлебнув от людей,
забудет меня плоть от плоти твоей.
Я буду лежать перед ней недвижим
отцом не отцом - ни родным, ни чужим.
1986
x x x
Буря отрицательных эмоций
пронеслась и стихла...
Воздух чист.
...Неужели некто Гуго Гроций
был принципиальный гуманист?
Неужели о войне и мире
думал он в средневековой мгле?
Глупо в однокомнатной квартире
рассуждать о счастье на земле.
Иней, на окне моем цветущий,
застилает праздничный проспект.
Угнетен мой разум всемогущий,
недоразвит мощный интеллект.
Может быть, и снег идет, не знаю.
Может быть, уже идет война.
Я на кухне свет не зажигаю,
прожигаю вечер без вина.
При свечах казалось все иначе:
догорят костры еретиков
встанут грандиозные задачи
освоенья райских парников.
Извини подвинься, бедный Гуго!
Из кромешной тьмы небытия
ищешь ты читателя и друга,
но не друг и не читатель я.
Я в душе ударник и новатор
и люблю в покойниках покой!
День и ночь вращается локатор
над моей красивой головой.
В небесах торжественно и чудно.
В космосе парят рабы идей.
Что же мне так больно и так трудно?
Я устал от мыслящих людей.
Как последний человек Вселенной,
как живой библейский персонаж,
перед вечной огненной геенной
я пишу библейский репортаж.
То не призрак бродит по Европе
в кущах утопических садов,
то звезда Полынь горит в утробе
матери российских городов.
1986
x x x
Сытый по горло собственной песней,
здесь и загнусь - на природе, в толпе,
между бессмертной Красною Пресней
и репродуктором на столбе.
Окна темны, как гашеные марки,
вечность спускается на тормозах...
Бедные звери не спят в зоопарке,
бедные люди стоят на часах.
Все, что не выжгли каленым железом,
дремлет подспудно до лучших времен.
Память раздавлена собственным весом,
разум проклятьем своим заклеймен.
А по Большой и по Малой Грузинской
змеи ползут по кривой напрямик.
Столп одиночества, идол тишинский
черным перстом указует в тупик.