Старший брат позеленел от злости, но благоразумно промолчал, вернувшись к трапезе. Мелвин вяло ковырял фазана, пока отец раздавал подарки и почести.
Герцог дарил золото и серебро, коней, шубы, плащи, отрезы тканей, браслеты и фибулы, оружие, гербовые щиты, амфоры с дорогим вином. Какому-то старосте из крестьян достался даже набор расписной глиняной утвари. Годрик Блауштайн умел быть щедрым, когда это было необходимо.
Мелвин окинул взглядом собравшихся. Тилль, маленький отморозок, играл с едой, раз за разом всаживая столовый нож в баранью голову, фаршированную орехами. Конрад шептался с соседом, наверняка перемывая чьи-то кости. Годрик-младший сидел рядом, опрокидывая в себя кубок за кубком, вино текло по бороде, капая на толстый живот. Остальные гости жрали дармовое угощение, скидывая объедки собакам и вытирая о них же руки, пили дармовое вино, хвастались старыми победами, рассказывали скабрезные анекдоты, ржали, приставали к испуганным служанкам и невпопад горланили песни. Мелвину стало невыносимо тошно от этого зрелища.
- Пойду отолью, - буркнул он старшему брату.
Тот промычал что-то невнятное, но этого было достаточно. Молодой барон выбрался из-за стола и выскользнул из главного зала. Три унции золотых украшений и залитый вином плащ так и остались лежать на столе, никому не нужные. После пирушки их растащат слуги, а затем продадут за гроши. Пусть лучше так, чем они будут валяться в дальней кладовке таннендорфского поместья.
Мелвин вышел в небольшой сад, устроенный его бывшей мачехой. Душу грызла тоска и обида. На небе висел остро отточенный серп луны, оглушительно громко трещали цикады, а на свет факелов, что висели у дверей, летели к своей гибели ночные мотыльки. Свежий ночной воздух после душного зала пьянил сильнее, чем красное скадарское.
За кустами акации, в дальнем углу, послышался женский смех, а затем настойчивый шёпот. Слов разобрать не удалось, но голос показался знакомым. Мелвин тихо подошёл к ним.
- Ну что же ты, моя голубка... - донеслось из-за кустов.
- Асторий, - произнёс барон. - Выйди сюда.
Кусты зашевелились, и вскоре на зов появился Асторий. Старый слуга герцога, ныне личный слуга Мелвина Блауштайна, вытянулся во фрунт, завидев хозяина, но выражение лица явно показывало, что хозяин появился очень некстати.
- Асторий, ну куда же ты... - донёсся чуть пьяный женский голосок.
Мелвин хмыкнул и поглядел на куст акации, а затем поглядел на своего верного слугу.
- Жду ровно десять минут, только в честь праздника. Затем беги в конюшню и вели приготовить наших лошадей. Мы уезжаем домой, - сказал барон.
- Ночью? - осмелился спросить Асторий.
- Ночью, - произнёс Мелвин. - Иди уже, не теряй времени.
- Спасибо, сир! - Асторий невольно улыбнулся во все двадцать три зуба и поспешил вернуться к своей обожаемой голубке.
А барон Таннендорфа, второй сын герцога Блауштайна, полномочный хозяин глухих лесных дебрей и буреломов, отправился к конюшням, готовить лошадей вместо своего слуги, только чтоб поскорее убраться из отчего дома.
Глава 3.
Солнечный диск робко показался из-за горизонта. Забрезжил рассвет. Высокий человек в чёрной мантии стоял на балконе собственной башни, наблюдая, как солнце начинает свой бег. Несколько часов назад он наблюдал, как по небосводу крадётся луна. Он мог стоять на балконе целыми сутками.
Внизу, до самого горизонта, раскинулся город, крупнейший на материке. В окнах зажигался свет, на улицах появлялись первые прохожие, открывались лавки. Киалаф, столица огромной империи, просыпался от короткого сна. Хотя, если быть честными, такие города никогда не спят.
Как только солнце полностью взошло, человек хмыкнул, перешагнул низкие перила и прыгнул, на лету оборачиваясь вороном. Потоки воздуха мягко подхватили его, ворон летел, расправив огромные крылья.
Он любил этот город, несмотря на все недостатки. Киалаф, сосредоточие имперской власти, стоял на берегах великого Гедиза, что нёс свои воды (а после столицы ещё и нечистоты) в Тернское море.
С высоты птичьего полёта город казался совсем маленьким, но человек знал, как обманчиво это впечатление. В редкие минуты свободного времени он любил гулять инкогнито, подавая милостыню, покупая уличную еду, любуясь архитектурой и достопримечательностями. Он помнил этот город ещё в те времена, когда здесь было всего несколько рыбацких лачуг.
Человек в обличье ворона развернулся, купаясь в рассветных лучах. Время возвращаться в башню.
На балконе его ждал слуга. Человек в мгновение ока вернул свой прежний облик, обронив несколько перьев, которые заскользили по воздуху в беззвучном вальсе.
- Что у нас сегодня? - спросил он.
- Ничего существенного, сир, - слуга отвесил лёгкий поклон. - Встреча с герцогом Бассано. Обед с главным судьёй, вечером назначена встреча с мастерами Нардаранской академии.
- Обед отменить, - произнёс человек, бросая на пол чёрную мантию и заходя обнажённым в большой светлый кабинет. - Мне нужно заняться тренировками.
Слуга шёл рядом, почтительно склонив седую голову.
- Судье было назначено за два месяца, сир, - ответил он. - Перенести на ближайшие дни, увы, некуда.
Человек переоделся в белый камзол, зауженный в талии и подчёркивающий широкие плечи, сел за стол, на котором ровными стопками были сложены документы и свитки, и посмотрел на секретаря.
Андрогинное лицо человека, ни старое, ни молодое, совершенно не запоминающееся, не выражало ничего, но слуга всё равно склонил голову, избегая хозяйского взгляда.
- Хорошо, - произнёс человек. - Надеюсь, этот обед не затянется надолго. Опять будет просить денег. Будто бы он мало получает на взятках.
Слуга промолчал, зная, что это риторический вопрос, и его мнение никакой роли не играет.
Человек взял из крайней стопки пергамент, пробежался по документу взглядом и прикоснулся к нему пальцем. Пробежала искра, внизу страницы высветилась печать, сияющая тёплым светом.
Следующий документ отправился в корзину сразу, как только человек увидел название. Прошения о помиловании он никогда не подписывал.
- Отнеси в канцелярию, - приказал человек.
Слуга взял стопку документов, поклонился снова и вышел. За дверью его остановил гвардеец.
- Как Хозяин сегодня? - спросил он, мягко коснувшись его руки.
Секретарь высокомерно глянул на стражника, переминающегося с ноги на ногу. Церемониальная алебарда на длинном древке вряд ли могла защитить хозяина, но выглядела внушительно для посетителей. Собственно, гвардеец у дверей стоял только ради престижа, а защититься человек мог самостоятельно.
- Нормально, - бросил секретарь.
- Всю ночь на балконе стоял? - спросил гвардеец.
- Похоже на то.
- Спасибо, Лейсинг.
Секретарь пожал плечами.
- Будто ты в самом деле беспокоишься. Хозяин сам себя может защитить, - произнёс он.
- Иди куда шёл, - буркнул солдат.
Лейсинг, зажав под мышкой документы, поспешил вниз, в канцелярию. Слово Хозяина - закон, его воля - превыше всего, но что он делал бы без Лейсинга? Без Лейсинга всё давным давно бы разрушилось, ведь кто, если не он, будет держать в голове расписание, законы, имена? Без Лейсинга хозяин позабыл бы обо всём, кроме своих дурацких исследований, полётов и тренировок. Лейсинг высокомерно считал себя вторым человеком после Хозяина, архиполезным и незаменимым.