— Хорошо, — обреченно вздыхает в трубку, — сейчас приду.
Конечно придешь! Куда ты на фиг денешься?
Он все-таки приехал!
Черт! Черт! Черт! Ну зачем??? Выкинул бы эту записную книжку и дело с концом! Все равно новая, почти пустая, там ничего важного нет.
После его первого звонка я ждала. Сидела на кресле, прямая, словно кол проглотила, и нервно смотрела то на часы, то на экран телефона. Читать перехотелось, один надкусанный эклер так и остался недоеденным, аппетит пропал напрочь. Вот тебе и вечер релакса. Расслабилась, называется!
Я все сидела и ждала, а Рома все не появлялся, и во мне зародилась робкая надежда, что он передумал, решил не тратить свое время на неуклюжую сотрудницу. И тут снова звонок. У меня аж душа в пятки ушла.
Приехал.
На ватных ногах, словно в тумане бреду к выходу. Снова всколыхнулись те эмоции, с которыми я боролась весь день — стыд, смущение. Кошмар! Как я ему сейчас в глаза посмотрю?
Сама не заметила, как спустилась на лифте вниз, печальной тенью выплыла из подъезда.
Неманов стоит возле своей машины, прислонившись к ее капоту и лениво крутит в руках мою записную книжку. Собрав все свои силы, пытаюсь придать себе невозмутимый вид и направляюсь к нему. За моим приближением Роман следит, чуть склонив голову на бок, задумчиво водя взглядом вверх-вниз, и чем ближе к нему подхожу, тем яснее понимаю, как ужасно сейчас выгляжу. В спортивных штанах, кофте на распашку и футболке на голое тело. Лифчик-то я сняла как пришла, зачем он мне дома? Моя грудь настойчиво сигнализирует о том, что мне зябко, и что я на нервах. Торопливо кутаюсь в кофту, запахивая ее на груди, проклиная свою рассеянность. Неманов замечает мои судорожные попытки прикрыться и только усмехается, при этом смотрит прямо, даже не пытается сделать вид, ничего не происходит. Наблюдает нагло, в упор, глядя как раз на ту часть тела, которую я так усердно пытаюсь спрятать.
Злюсь и вместе с тем по венам патока расползается, потому что именно так он смотрел на меня сегодня ночью, во сне.
Останавливаюсь напротив него и ни слова не могу из себя выдавить. Просто стою, смотрю, все силы уходят на то, чтобы сохранить хоть какое-то подобие спокойствия.
— Добрый вечер, — наконец подаю голос, и он больше всего напоминает писк мыши. Кашлянув, добавляю уже более солидно, — спасибо, за то, что нашли время и привезли мне записную книжку.
Рома продолжает молчать, все так же меня рассматривая.
— Могу я ее забрать, — тянусь за своей вещью, но он отводит руку в сторону, не отдает. Замираю, вопросительно глядя на него. Глаза в глаза, так близко, что меня парализует. Мне кажется, будто он ловит меня этим взглядом, и я не могу вырваться из этой ловушки. Не хватает сил. Словно кролик перед удавом.
— Можешь, — протягивает мне ее с хищной улыбкой, но отдавать не спешит. Я хватаюсь за краешек и тяну на себя, а Неманов не отпускает.
У меня руки начинают трястись от волнения и сердце бьется где-то в горле.
Наконец он разжимает пальцы, и я, заполучив свою собственность обратно, торопливо отступаю от него на несколько шагов. Дышать становится чуть легче.
Неманов снова улыбается. В этот раз улыбкой довольного кота и, легко оттолкнувшись от капота, идет к водительской двери.
— Спасибо, — пищу еще раз.
— Да не за что, — отвечает галантно, видимо решив поддержать светскую беседу, — всегда готов помочь коллеге. Как проходит вечер?
— Неплохо, — даже удается улыбнуться и даже от этой улыбки лицо не перекосило… вроде бы.
Скорее бы он уехал! Я рядом с ним чувствую себя как-то не так, как-то неправильно, но Роман, как назло, не спешит:
— Читаешь? — тягучим голосом задает очередной вопрос.
По идее надо сказать «не ваше дело, не задерживайте меня, пожалуйста», но вместо этого продолжаю рассказывать ему подробности своего сумбурного вечера.
— Да. Читаю, — и тут же опережая следующий вопрос, поясняю. — Мастера и Маргариту. И чай пью.
— С бутербродом? — усмехается Неманов. Он теперь мне эту трапеза на остановке до конца дней моих припоминать будет.
— Нет. С эклерами.
Он молчит, только брови вопросительно вскидывает, и мне хочется пояснить:
— Это пирожное такое, — руками показываю продолговатую форму, — с кремом внутри.
— Ты уверена, что стоило это пояснять, — хоть улыбается, но выражение глаз цепкое, словно под кожу пытается проникнуть, — особенно жестами?
— Я… эээ… а что? Они вкусные. Именно такие, как я показала
— Да ничего, — хмурится, потирая бровь. — Проехали.
Такое чувство, что где-то я сейчас налажала. Только не понимаю где. Вроде все по делу сказала. Тогда почему у него взгляд так резко потемнел?