Адриан Джонсон.
Очередная бессонная ночь не лучшим образом сказалась на моём характере, потому на работе меня старались особо не донимать. Я же смотрела на окружающих и думала: кто ещё куплен?
Вчера ночью, после изучения папки, первым порывом было позвонить продажным тварям, которые меня окружают, и высказать всё, что о них думаю. Силой воли я подавила неразумное стремление. Нужно успокоиться. Убедится для начала. И как назло, что у Эндрю, что у Троя, встречи были назначены на сегодняшний вечер, с разницей в полтора часа. Мне отчаянно не хотелось верить, что написанное правда, но при этом я просто не могла смотреть на Троя. Мне мерещилось, что на его лбу неоновыми буквами сияет слово: «предатель».
Пытаясь уверить себя, что прочитанное и увиденное на фотографиях — бред, я позвонила Эндрю, с целью пригласить его провести вечер со мной. Когда он ответил, и я озвучила своё предложение, то повторяла про себя, как молитву: «Пожалуйста, согласись! Пусть всё окажется ложью!»
— Детка, сегодня я не могу. Очередной вечерний вызов. Дело сложное, клиент — человек занятой. Я, конечно, постараюсь освободиться пораньше и, если что, позвоню тебе. Но ты же понимаешь, работа, есть работа, — ответил он, как мне показалось, расстроенно.
Он расстроен? Тогда что говорить обо мне?
— Понимаю, — произнесла я, стараясь, чтобы голос не выдал слёз, скапливающихся на глазах.
Невообразимо тяжело, делать вид, что всё хорошо, когда внутри всё вопит от отчаяния и непонимания.
— Ну не расстраивайся, — заискивающе протянул мужчина на том конце. — Зато завтра я целиком и полностью в твоём распоряжении. Обещаю.
Мне хотелось крикнуть — «Не будет никакого завтра». Но взяв себя в руки, я закончила разговор, будто верю и согласна. Холодно, как холодно внутри!
Как бы то ни было, работа мне моя всегда нравилась, и мне удалось отвлечься, и я сама не заметила, как наступил конец дня. На меня напало странное оцепенение. Дома я по-быстрому переоделась и направилась проверять первую наводку.
Минут десять я просидела на лавке в нелепом камуфляже из очков и парика, прежде чем появился сначала Трой, а потом и Оливия. Парень сходу кинулся страстно целовать эту змею, она же была более, чем сдержана. На лице даже проступила брезгливость, когда он чуть отвернулся. Парочка направилась прочь из парка. Я же осталась сидеть, примороженная к месту. Следить за ними не имело смысла, и так всё ясно. Подтвердилось.
Почти полтора часа оставалось до следующего разоблачения, и я продолжала сидеть все на той же скамейке не в силах пошевелится. Не было слёз, боли или чего-то в этом роде. Только страх немного поднимал сонную голову при мысли ехать и смотреть на досуг Эндрю. Мне не хотелось этого делать, но я заставила себя встать и пойти спустя минут сорок. Всё должно закончится сегодня, чтобы войти в завтрашний день оставив сомнения и окружающих меня тварей в сегодняшнем.
Окраина города, не самый благополучный квартал. Сегодняшняя пассия Эндрю замужем. Муж о развлечениях благоверной знает и ему откровенно плевать. Условие одно: дети или общественность не должны знать о её связях на стороне. Дети. У них ведь полноценная семья и им этого мало. Нужны новые ощущения. Отвратительно. Мерзко. Грязно.
Третий этаж, вот она дверь, за которой должен быть Эндрю со своей старухой. На миг застываю, раздумывая, что делать. Позвонить? Решаю сначала проверить, заперта ли дверь. О, чудо! Дверь без особого сопротивления открывается. Ну и безалаберность! Заходи, кто хочешь; делай, что знаешь.
Из одной из комнат слышится музыка. Плавная, медленная, эротичная. Как механический робот я подхожу всё ближе, хотя так и хочется развернуться и бежать. Не видеть, что находится буквально в трёх шагах от меня…
Там спальня. Небольшой столик сервирован фруктами и шампанским, а на огромной кровати жадно совокупляются двое. Женщина, лет пятидесяти, ухоженная, но природу не обманешь, и Эндрю. Парочка так поглощена действом, что просто не замечает присутствия постороннего. И внезапно я понимаю, не хочу устраивать разборок и сцен. Нужно просто выкинуть всех уродов из жизни, оборвать или свести к минимуму общение. Конечно, я понимаю, не миновать объяснений с тем же Эндрю, но эпичные сцены мне не нужны. Потому я просто ухожу. Наверное, я родилась под несчастливой звездой, потому как, почти достигнув выхода, я задеваю какую-то дрянь, напоминающую статуэтку и она с грохотом падает на пол. Немая сцена: любовники смотрят на меня, я на них. Пожав плечами, я разворачиваюсь и продолжаю свой путь.
— Криста! — раздаётся окрик Эндрю сзади, продолжаю идти.
Не бежать, именно идти.
— Стой, — говорит мужчина, догнав меня. — Я понимаю, как это выглядит, но это…
— Не то, что я думаю? — спокойно заканчиваю за него фразу я, всматриваясь в лицо, которое недавно было таким дорогим. — Откуда ты знаешь, что я думаю?
Эх, не хотела разбора полётов, да, видимо, не миновать.
— Ну как же, я… Она… — запинаясь подбирает мужчина слова.
А мне становится смешно. Его любовница наверняка мечет молнии, мы стоим посреди подъезда, выясняя отношения, которых больше нет. Причём на Эндрю лишь простыня, которая так и норовит сползти на пол. Пытаюсь взять себя в руки, но несколько смешков всё равно срываются с губ.
— Не трудись, — наконец произношу я, глядя мужчине прямо в глаза. — Я всё знаю. Знаю о богатых старушках, за деньги которых ты исполняешь все их желания, — лицо Эндрю побледнело. — И о простых похождениях знаю, например, о вашем досуге с Лией. И, думаю, не стоит объяснять, что с этой минуты нас ничего не связывает.
— Чёрта с два! — рычит мужчина и хватает меня за локоть, когда я разворачиваюсь, чтобы уйти. Брезгливо выдернув конечность, я выжидательно и дерзко смотрю на него. — Единственное, за что мне стыдно, это связь с Лией. Я говорил ей, что это безумие и вообще мне не нужно, только она нимфоманка чёртова, отступать не хотела, а я… Я всего лишь мужчина со здоровыми сексуальными наклонностями. А это — только работа. Не более того. Единственная женщина, которая мне по-настоящему нужна, которая бередит душу и сердце, это ты.
Какая искренность в глазах, а пыла сколько! Он так восхитительно играет или в самом деле не понимает, как отвратителен?
— Ты альфонс и проститутка, — к чертям мягкость и обходительность.
— Ах, вот оно в чём дело, — прищуривается Эндрю. — Осуждаешь. Ты ведь правильная у нас. Только вот ответь на вопрос, чем эта работа хуже другой?
— У всех своя мораль, как по мне, так это грязно и омерзительно. Я себя грязной ощущаю из-за того, что имела с тобой что-то.
— Это хорошие деньги.
— Деньги не стоят того, чтобы ради них продавать честь и совесть.
— Можно подумать, окажись я портовым грузчиком, которому нужно неделю копить деньги на букет цветов, ты бы со мной связалась.
— Именно! Потому что грузчик, честная, хоть и низкооплачиваемая работа!
— Да брось, Криста. Кому ты лжёшь? Ты сама сколько зарабатываешь? К какой жизни привыкла?
И тут я поняла, что зря тут время теряю. У Эндрю свои понятия, причём очень распространённые в наши дни, а именно: деньги не пахнут. Кому-то данная философия хорошо знакома и весьма близка, но не мне. Не понять мне, как можно продавать себя за бумажки в убеждении, что только они что-то значат в нашем мире. А как же честь, совесть, собственное достоинство? Их можно списать, выбросить за ненадобностью? Может, я слишком правильна, наивна и даже глупа по меркам нашего жестокого мира, но мне этого не понять. Как и Эндрю никогда не понять, почему в моих глазах лучше быть портовым грузчиком, чем элитной проституткой. У нас разное понятие морали и ценностей. Странно, что мы вообще когда-то сошлись. Не понимаю, как не увидела этого раньше. Может, просто не хотела видеть? Одно ясно, дальнейший диалог не имеет смысла.