— Адриан, что-то случилось? — происходящее мне казалось очень и очень странным.
Он выглядел задумчивым и напряжённым. Благодаря хорошей камере мне даже удалось разглядеть печаль в любимых глазах. Сердце тревожно сжалось в ожидании ответа. Жизнь сделала меня параноиком, живущим в ожидании беды.
— Привет, родная, — улыбнулся Джонсон, заставив меня осознать, что я даже не поздоровалась с ним из-за переизбытка волнения. — Поговорить мне с тобой нужно.
Чёрт! Чёрт! Чёрт!
Все самые худшие слова всегда произносятся после жутковатого «нам нужно поговорить».
— Я слушаю, — напряжённо выдавила я, но мужчина молчал. Видимо, подбирал слова. С каждым мгновение мне становилось всё хуже. Беспокойство грозило перерасти в панику. — Не молчи, Адриан.
— Просто я… Понимаешь, у меня есть план, как избавиться от Оливии, — он снова замолчал. — Блядь! — страдальчески поморщился он. — Почему так сложното-?
Мелкая, неприятная дрожь стала сотрясать тело. У меня не было понятия, что хочет сказать мне любимый, но я уже поняла — дело дрянь. Отчаянно старалась взять себя в руки, но затянувшееся молчание отравляло страхом, мешая сосредоточится.
— Что сложно? — прошептала я. — Просто скаж, как есть. Только не молчи.
— Тебе не понравится, — не предположение, просто констатация факта. — В общем, я хочу убедить Оливию, что мне нужна только она. Только так мне удастся собрать достаточно компромата на неё и удастся немного подействовать на её разум.
Он продолжал что-то говорить, но психика человека — странная штука. В определённых ситуациях, она может удивительным образом воздействовать на органы чувств и восприятие мира. Сейчас в моём мозгу пульсировали только четыре слова: «Мне нужна только она». Ядовитые, болезненные слова. Слова приговор, после которых мир, в очередной раз, начал с грохотом рушиться. Хотелось закричать, но мне не удавалось издать даже писка.
— Криста! Криста, родная, ты меня слышишь?! — словно издалека донёсся голос Адриана.
Родная? Зачем он так? Больно… Не могу дышать… Вчера я думала, мы сделали шаг вперёд. Наивная, глупая идиотка.
— Твою мать! Криста! Да посмотри ты на меня! — закричал мужчина, и я, дёрнувшись, всё же перевела взгляд на экран ноутбука. — Так, молодец. А теперь объясни, что это было?
— Ты ещё спрашиваешь? — безжизненно отозвалась я, ощущая горечь во рту. — Это больно, Адриан. Больно, когда тебя бросают, в очередной раз предают, предпочитая кого-то богаче, ярче, с меньшим количеством проблем. — слова не хотели идти с языка, застревали в горле. — Ладно. Не беспокойся, к твоему приходу я уйду.
Мужчина на той стороне, натуральным образом вытаращился на меня. На красивом лице застыло неподдельное изумление, вызывающее у меня недоумение.
— Ты меня вообще слушала? — наконец спросил Адриан.
— Конечно. Я поняла, что тебе нужна только Оливия.
— И это всё, что ты услышала из сказанного мной?
— Да.
Закрыв лицо руками, он яростно потёр его. Потом вскочил с места и с полминуты метался по помещению, в котором я узнала его личную мини-комнату с душем, гардеробом и прочими приятными мелочами, сокрытыми от посторонних глаз.
— Так, Криста, успокойся. Выпей воды, или чего покрепче. Постарайся сейчас слушать меня ушами, а не эмоциями.
— Хорошо, — слабо кивнула я, игнорируя предложение выпить для успокоения.
И он начал говорить. Немного нервно он пытался мне объяснить свой безумный план, который, по его мнению, был шансом раз и навсегда избавиться от этой женщины. Он был прост и жесток. И не только по отношению к Оливии. Он всем сулил боль и муку, но, по словам Адриана, иного выхода он не видел. Он хотел убедить её в том, что разочаровался во мне. Будто потеря работы стала последней каплей, и я превратилась в плаксивую истеричку, обвиняющую его во всех своих бедах, и потому он внезапно понял, каким кладом была Оливия. По его задумке, как только он убедит её в своей искренности, я должна буду где-нибудь их застать, закатить сцену, после которой мы расстанемся. А дальше они станут жить вместе. И в это время он будет внимательно наблюдать за ней, подталкивая к неразумным действиям, подмешивать в еду какую-то дрянь, которая в последствии сделает её не сильно адекватной. И все её выкрутасы он хочет записать и заснять на различную аппаратуру, и в последствии они станут именно тем компроматом, который её уничтожит. И всё бы ничего, и пусть звучит фантастично, в случае успеха это победа, но… Неужели нет другого способа? Почему именно так? Именно он?
— Ну как ты не понимаешь, — с досадой ответил любимый, когда я озвучила свои «почему». — Я просто не вижу другого выхода. Я ошибся, Криста. Надо было убрать её следом за папашей, но, похоже, я слишком вжился в образ хорошего парня. Пожалел её. Зря, как видишь. Просто я думал, что она не решиться на что-то серьёзное. Сейчас же понимаю, происходящее — только начало, и она не успокоится, не разрушив всё, что нас связывает, и нас самих, как личностей. У меня есть люди, способные найти почти любые скрытые факты биографии человека, и чем больше я узнаю об Оливии, тем страшнее мне становится. Она не совсем адекватна, родная. Она и раньше развлекалась подобным образом, разрушая пары и жизни, легко и играючи. Наш случай оказался сложнее и она помешалась окончательно. Она опасна, все жертвы её игр мертвы или в психбольницах. Мне противно это сознавать, но я стал для этой суки чем-то вроде одержимости. Она коллекционирует мои фотографии, которыми у неё обклеена целая комната в зачуханной квартирке на чужое имя. Убивать её сейчас нельзя. Слишком много внимания она привлекла к себе и случись с ней что, мы будем первыми в списках подозреваемых. Общественность нас и вовсе растерзает. Ждать, пока уляжется шумиха тоже нельзя, слишком опасно. И другого вместо себя я подослать не могу. У неё были, наверное, сотни любовников. Но где они? Сейчас ей нужен только я. У других просто нет шансов подобраться к ней достаточно близко.
Каждое слово Адриана убивало надежду отговорить его от этого безумия. По взгляду голубых глаз я видела, он уже всё решил. И даже мой разум, та его часть, которая отвечала за здравый смысл, вещала — он прав, это шанс на избавление от этой змеи. Но сердцу нет дела до доводов рассудка. Оно болело и плакало кровавыми слезами. И единственной тёплой и согревающей мыслью в этой пропасти отчаяния было то, что он наконец услышал меня. Честен со мной, не пытается действовать за моей спиной, не пытается лгать.
— Скажи что-нибудь, Криста, — прервал он затянувшееся молчание.
— Ты будешь с ней… Как со мной, да? — даже в мыслях представлять подобное было тяжело. Слишком больно.
— Да.
Одно слово, а сколько губительного смысла!
— С той лишь разницей, что я тебя люблю больше жизни, а её хочу уничтожить.
— Я не могу, — прошептала я, и одинокая слезинка скатилась по щеке. — Я сойду с ума, представляя вас вместе.
— Родная, ты должна быть сильной. Я знаю, ты сможешь, — прикрыв глаза, Адриан замолчал. — Но если ты не хочешь… Если для тебя это слишком, я отпущу тебя. Не буду мучить и преследовать. Но я должен избавить мир от этой твари. Выбор за тобой, любимая.
Отпустит? Но я не хочу! Не могу. Без него я умру. Он вся моя жизнь. Но как мне принять такое? Как отпустить любимого мужчину к другой? Жить, понимая, что ей он дарит улыбки и нежность, поцелуи и объятия? И пусть всё это не настоящее, и служит весьма коварной цели, только это… слишком. Для меня слишком. Мы столько всего пережили, столько прошли. Годы боли, слёз и потерь понадобились, чтобы он раскрыл мне душу и начал доверять настолько, чтобы посвятить меня во все детали задуманного безумия. Сейчас он был раскрыт передо мной и предельно честен. И эта правда убивала меня. Он оставил выбор за мной, и я просто не знала, как быть. Не могу отпустить, отказаться от него и как согласится не знаю. Должна. Обязана найти силы. Он женился, чтобы я могла просто жить своей жизнью, так неужели я сейчас брошу его в момент, когда нужна особенно сильно? В том, что моя поддержка сейчас ему нужнее, чем, наверное, когда-либо, я не сомневалась.