И стало страшно Наде, что и ее засосать может эта трясина, и еще острее почувствовала она свою неприкаянность, и еще больше возникло в ней желание бежать отсюда. Но что могла она сделать? Только верить, неистребимо верить, что улыбнется ей ее счастье. Верить в чудо, в свой счастливый случай. И вот ради этого-то случая висело у нее в шкафу дорогое импортное платье, и туфли на высоком каблуке в тумбочке лежали, завернутые в белую бумагу.
Не заладилось что-то в Надиной жизни. А казалось, что начало обещало: ведь было таким хорошим. Теперь будто поселились в ее доме чужие люди и по кусочкам стали отнимать ее дом, пока не отняли совсем. И тускнеть стала понемногу Надина жизнь, блекнуть то сияющее будущее, которое казалось прежде таким обязательным.
Впрочем, кого могла она обвинять? Каждый устраивался как мог, находил зацепку, лазейку из этой жизни. Для большинства это было – замужество.
Надя сама не понимала, почему ей не везло с ребятами? Не уродина, вроде, всё на месте, не хуже других. Вон Машка из семнадцатой комнаты – страшная, как атомная война, а такого парня отхватила! Теперь с двойней сидит, в отдельной квартире живет.
Был у Нади один, встречались несколько раз. Только приходил он к ней всегда навеселе, вином несло. Спровадила. А теперь думает: может, нужно было на него повлиять, может, исправила бы? Но вспоминала, как гоготал он, показывая черные зубы, как был развязен до пошлости, как несло перегаром... Нет, не нужно ей такого.
Опостылело всё вдруг: работа, общежитие. Работа была тяжелой, грязной. В цехе – одни бабы, мужики только начальники. Сунулась перевестись в другой цех – не отпускают: самим рабочие нужны. И домой, в общежитие, возвращаться тоже не хотелось: потому что дома не было.
Раздражать всё стало – любые мелочи, чужое присутствие рядом. Толком не выспаться, не отдохнуть. Жизнь на виду у всех; всё общее, общее...
Мучительнее всего было в праздники: деваться некуда. Людке хорошо: у нее здесь родственники, она к ним уезжает, иногда даже с ночевкой. У Верки где-то на пятом этаже своя компания. А к Таньке вечно этот долговязый Сашка является. Надоел, спасу нет. И нет, чтобы тоже уйти куда-нибудь (мало ли куда вдвоем пойти можно!) – в комнате торчат. Танька готовит что-нибудь вкусное, сидят едят, лясы точат, будто вокруг них нет больше никого. На Надю ноль внимания, как на пустое место. Обнимаются, даже целуются, когда выпьют. Надя тазом греметь начнет, дверью хлопать. Наконец, не выдерживала, уходила.
Бродила по городу, в кино сходит, пообедает где-нибудь, в кафе-мороженое зайдет, – так выходной или праздник и пройдет. Порой, чтобы хоть как-то отметить этот день, Надя покупала свой любимый кофейный тортик и долго ела одна, пока тот не зачерствеет.
Любой праздник можно перегулять на улице. Любой. Кроме Нового года.
Еще задолго до Нового года Надя верила в то свое единственное чудо: а вдруг за это время... Но праздник неумолимо приближался, чуда не случалось. И от страха у Нади холодело в животе.
В общежитии во многих комнатах Новый год встречали шумно – так же, как когда-то Надина комната. На кухню было не войти, в душ очередь. Надежде вся эта кутерьма напоминала ее некогда счастливую жизнь, и она чувствовала себя еще неприкаяннее.
И Людка с Веркой спрашивают:
– Надя, ты где Новый год встречать будешь?
Как будто если Надя скажет, что ей негде встречать Новый год, они ее с собой возьмут. А вот чтобы лишний раз показать: им есть где встречать Новый год!
Однажды, когда Надя еще со своими подружками жила, она за несколько минут до курантов зачем-то вышла в коридор и увидела спускающуюся вприпрыжку с лестницы Риту, жившую у них на этаже. Все ее соседки разошлись по гостям, кроме Риты.
– Ты где? – спросила ее Надя, имея в виду, где она встречает Новый год.
– А, нигде, – с напускной беспечностью ответила Рита.
Надю это, помнит, очень поразило: как это – Новый год! – и нигде! Разве можно Новый год – нигде?!
Конечно, ей нужно было пригласить Риту к себе, – та, небось, нарочно носилась по этажам в надежде, что ее кто-нибудь пригласит к себе в комнату. Но Надя глупо улыбнулась в ответ и прошла мимо. А теперь сама очутилась в таком положении. Но по этажам слоняться она ни за что не пойдет.
Два последних Новых года Надя просидела у телевизора. В телевизионке было еще несколько девчонок – таких же, как Надя, – кому некуда было пойти.
...И стала Надя обивать пороги жилищного отдела завода, просить комнату. Пусть крохотную, но свою. Только бы диван поставить, стол и шкаф. Свои. Больше ничего не нужно. А всё остальное, желанное, казалось, придет само. И постепенно всё стало сводиться к одному – комнате.
Но в жилотделе ей говорили неизменное: «Нету».
– Это у них для таких, как мы нет, – говорили прожженные бабы в Надином цехе. – Для кое-кого у них всё есть. Что им до нас? Работаешь – и работай, пока не сдохнешь. А как ты живешь, их это не волнует. Они-то себе по хорошим квартиркам сделали, да в домах хороших, новых. А нам дают старье списанное, без удобств, что от них останется. Или ждут, пока им на лапу дашь. Они любят, когда к ним ходят, просят, заискивают, в глаза по-собачьи глядят, подарочки подсовывают, задницу лижут... А еще знаешь, как девки квартиры себе делают? Не комнаты – квартиры! – через это дело.
– Через какое? – столбенела Надя.
– Дура что ли, не понимаешь?
…И вот дали же, наконец, дали! Честно, без подарков. Да еще под самый Новый год. Одно из обещанных чудес свершилось. А значит, всё остальное свершится тоже.
Комната была хорошая, светлая. Впрочем, Надя обрадовалась бы любой. В квартире жили мать с дочкой-школьницей; семья: муж, жена и мальчишка лет десяти; и холостяк с аккордеоном. Это рассказала Наде женщина, у которой дочка, когда Надя приходила смотреть комнату. Они сами на выходные уезжают к матери, а в семье, где мальчишка – попивают. Надя на все эти подробности и внимания не обратила: что ей до каких-то соседей? Главное: у нее будет своя комната! Остальное казалось несущественным.
Теперь у нее всё будет по-другому. Совсем по-другому. Надя начнет новую жизнь. Значит так: до лета будет готовиться, потом вечерний техникум от завода. Она обязательно должна поступить. А там всё образуется, у нее еще будет всё хорошо. Будущее снова показалось пусть не таким блестящим, как прежде, но всё же реальным.
Дали бы ей эту комнату месяцем раньше, может быть, Надя очень бы постаралась и свершилось бы еще одно чудо: нашлось бы кого пригласить в эту комнату. Теперь до Нового года осталось два дня, ничего придумать почти невозможно. Но кое-что Надя всё-таки придумала...
Целую неделю все девицы у Нади в комнате, переругавшись, друг с другом не разговаривали, и тем, что она получила к Новому году такой подарок, и похвастать-то особо было не перед кем. Разве что на работе бабы за нее порадовались.
Жаль, правда, что теперь никто не спросит, где она отмечает Новый год – она бы им ответила.
Часто Верка, вроде сочувствующе, спрашивала Надю:
– Надя, что ты все праздники дома сидишь, сходила бы куда, развлеклась. – А сама издевается.