Дубок он повалил, но остался пень, и это очень не нравилось Углю: пень постоянно будет мешать, если останется торчать посреди дома. Ладно, ничего, надо будет разложить вокруг него костерок, он и сгорит. Но с этим можно повременить. Сейчас главное — сделать укрытие для ночлега.
И вообще возня с дубами ему порядком надоела, поэтому он перекинул топор через плечо, взял в руку сломанное копье и начал было спускаться вниз по лесистому склону к тому месту, где, он знал, росли молодые березки. Но тут ему пришло на ум, что, когда придется тащить обратно рубленные березки, копье ему будет только обузой. Бросив взгляд в сторону сожженного селения, где, вероятно, еще сидел Арн, он зашел за старый, засохший дуб и спрятал копье в развилине дерева. Не забыть бы найти острый кремень, чтобы обрезать сломанное древко. А еще надо будет найти кусок гранита, чтобы заточить лезвие. И тех и других камней на берегу полно, было бы только время. Покамест, похоже, все заботы легли на его плечи, а за всем сразу не угонишься.
Но нет, Арну все же придется взяться за ум. Насколько было бы легче, если бы они работали вместе!
После того как он одолел дуб, валить стройные березки было одно удовольствие. Вскоре шесть длинных тонких деревьев лежали на земле, больше ему все равно не утащить за один раз. Обрубить тоненькие веточки не составило труда, и немного погодя Угль уже направлялся домой. Он усмехнулся про себя, заметив, что думает о четырех дубках как о «доме». Но ведь другого дома у него теперь нет — только и есть, что эти четыре дубка.
Был полдень, и солнце пекло вовсю. Время от времени Угль бросал жердины наземь, чтобы передохнуть и отереть пот со лба. На полпути он вдруг вспомнил про старый парус в лодочном сарае. Не мешало бы вытащить его и просушить на солнце и на ветру. Он оставил срубленные березки и с топором в руке побежал к фьорду. На берегу он швырнул топор на землю и как был, не раздеваясь, кинулся в воду. Одежды на нем было всего ничего, на солнце она мигом высохнет.
Зайдя достаточно глубоко, он поплыл, нежась в прохладной воде, обтекавшей его тело. Он уплывал все дальше от берега, забирая немного в сторону, и вскоре оказался на ракушечной отмели. Вода здесь доходила ему лишь до пояса, и, нагнувшись, он вытащил полную пригоршню ракушек. Самые мелкие вполне можно было разгрызть зубами, и, добравшись до содержимого, он наслаждался свежим вкусом мидий и соленой воды. Обычная пища рабов, но ему она нравилась.
Потом он через голову стянул с себя рубаху, сделал из нее узел и наполнил его ракушками. С этой добычей он отправился обратно к берегу.
Топором разбивать раковины было неудобно, поэтому Угль клал их на плоский камень, а другим, круглым, бил. Если бить аккуратно, то раскалывается только верхняя половинка, а мидия остается в нижней, и ее можно выедать оттуда зубами. Он раскалывал по несколько штук, а потом все сразу отправлял в рот. Чтобы насытиться мидиями, съесть нужно довольно много.
Наевшись, Угль развалился на песке, прожарился как следует на солнце и только после этого пошел к лодочному сараю. Ощупью нашарив в темноте свернутый парус, он с трудом выволок его на свет. Оказалось, что парус лежал не на земле, как он предполагал, а на камнях, поэтому он не так уж сильно сопрел.
Угль разостлал его на песке, придавив по краям большими камнями, чтобы не сдуло ветром. Парус был большой и соткан в широкую синюю и белую полоску. Когда-то он был, вероятно, очень красивый, теперь же от сырости покрылся пятнами плесени и во многих местах продырявился. Но какое это имело значение! Все равно это было бесценное сокровище, таившее в себе неисчислимые возможности. Неожиданная удача среди всех постигших их несчастий.
С минуту Угль размышлял, почему такой хороший парус оставили лежать в сарае, даже если им нельзя больше пользоваться. Материя ведь стоит дорого. Непонятно, но что зря голову ломать, важно, что он есть, парус, вот он лежит. Его хватит и на одежду им обоим, и на то, чтоб укрываться по ночам, хотя под ним будет, конечно, не так тепло, как под шкурами. Но сейчас лето, парус и очаг с успехом защитят их от дождя и холода. А к началу зимы вернется из похода дружина.
Довольный и сытый, Угль поднял топор и зашагал туда, где он оставил березовые жерди. Свою стычку с Арном он уже забыл. Почти забыл.
После ухода Угля, Арн долго сидел у костра неподвижно. Лишь услышав, как Угль рубит дуб, он словно очнулся и пришел в себя. Мир, в котором Арн вырос, в котором он прожил всю жизнь, дал трещину. Чего можно ждать, если рабы выходят из повиновения? Если они начинают прекословить? Или даже осмеливаются угрожать? Свободный человек рожден повелевать, раб же — молчать и повиноваться. Почему это так, он не задумывался. Просто впал, и все. И знал, что сам он свободный, а Угль раб и что это положение измениться не может.