Он подходит к кассе, где дама, сидящая за аппаратом, подсчитывает причитающуюся с него сумму, в то время как другая дама складывает его сардины, масло и конфеты в фирменную сумку. Сумка выдается бесплатно, но зато на ней крупными буквами написано название магазина, и покупатель, выйдя на улицу, превращается в живую рекламу супермаркета. Лавочник отдает себе отчет в том, что для него это не самое подходящее занятие, надо будет по дороге домой избавиться от их фирменной сумки.
Он уже собирается уходить, как вдруг на плечо ему ложится рука и чей-то голос произносит:
— Одну минутку, прошу вас, пройдемте со мной в контору.
— Кто, я? — Лавочник ошеломленно взирает на остановившего его человека. — Зачем?
— Вот сюда, пожалуйста, — вместо ответа говорит тот, не слишком любезно подталкивая его в спину, и лавочник пасует и повинуется. Он лихорадочно раздумывает, в чем дело, может, они прознали, кто он такой, догадались, что он пришел разнюхать их секреты? А он слышал что-то вроде того, что будто бы торговый шпионаж карается законом, но нет, он при всем желании не видит в своих поступках ничего противозаконного. В конце концов каждый имеет право покупать продукты в супермаркете, даже если держит собственный магазин.
Владелец супермаркета с довольным видом сидит за своим письменным столом.
— Ага, вот и вы, — говорит он, когда лавочника вводят в контору.
Физиономия у него высокомерная и противная, и тут лавочник выходит из терпения, с него хватит.
— Не понимаю, что все это значит! — выпаливает он. — Во всяком случае, я не усматриваю в своих действиях ничего противозаконного!
— Ах, не усматриваете? — язвительно замечает хозяин магазина. — С каких же это пор стало законным присваивать чужую собственность?
— Не знаю, что вы имеете в виду, — говорит лавочник, — я посетил ваш магазин, я купил продукты и заплатил за них деньги, насколько мне известно, это не является противозаконным.
— Боже, до чего мне это знакомо, всегда одна и та же песня: я купил, я заплатил. Но речь идет не о тех товарах, за которые вы заплатили, а о той бутылке виски, которую, я видел, вы сунули себе в карман.
— Виски? — переспрашивает лавочник.
— Ну да, или джина — может, вы взяли джин, а не виски?
Лавочник становится бледен, как полотно, и начинает дрожать всем телом.
— Вы что же, обвиняете меня в воровстве, так вас следует понимать? — спрашивает он.
— Ну, раз вы сами назвали вещи своими именами, то да, именно так и следует понимать.
— Да как вы смеете! — кричит вышедший из себя лавочник. — Я вам не жулик какой-нибудь, у меня достаточно средств, чтобы заплатить за свои покупки!
— Разумеется, у вас достаточно средств, — говорит хозяин, — средств у вас у всех достаточно. Или вы думаете, воруют одни бедняки? Как бы не так, воруют люди с положением, начальники канцелярии, государственные чиновники, школьные учителя, да что там, однажды вообще попался торговец, у него у самого магазин, так он пришел сюда шпионить и заодно воспользовался случаем пополнить на даровщинку собственные припасы.
Лавочник вздрагивает — как это понимать? Он совершенно сбит с толку, шутки они с ним шутят или правда думают, что он что-то украл?
— Давайте-ка сюда бутылку и кончим бесполезный разговор, — говорит владелец магазина.
Очевидно, это все-таки не шутка, и лавочник окончательно становится в тупик, не зная, как выпутаться из неприятной истории.
— Не брал я никакой бутылки, — говорит он.
— Быть может, вы предпочитаете иметь дело с уголовной полицией? — Рука хозяина уже лежит на телефонной трубке.
Уголовная полиция! Совесть у лавочника чиста, тем не менее мысль о полиции нагоняет на него страх. Хотя полиция, конечно же, установит, что здесь произошло недоразумение, но вдруг его все-таки внесут после этого в какую-нибудь картотеку как личность, однажды заподозренную в воровстве? Не дай господи сделать потом что-нибудь не так, нарушить правила движения или ошибочно вычислить сумму налога с оборота, тут-то и выплывет, что он уже раньше взят на заметку полицией. Кроме того, ему бы пришлось назвать свое имя и род занятий, а пока им, по-видимому, все же неизвестно, кто он такой. Лавочнику очень не хочется себя выдавать, положение у него — хуже не придумаешь, надо как-нибудь поскорее с этим кончить, и, стараясь по возможности сохранить спокойствие и самообладание, он начинает опорожнять свои карманы. Ключи, спички, записная книжка, старый билет в кино — все это он складывает аккуратной кучкой на столе хозяина магазина, а затем выворачивает один за другим карманы, чтобы показать, что они пусты.