— Меня не интересует, как говорят у вас в мастерской, — кипятится лавочник, — а дома изволь выражаться прилично!
Сразу после ужина Хенрик уходит куда-то к приятелям. Но вечер уже испорчен, и лавочник никак не может успокоиться.
— Что с ним делать, ума не приложу, — говорит он жене за вечерним кофе. — Взрослый парень, пора бы уж понять, что не век бить баклуши, без работы не проживешь.
— Хенрик еще просто себя не нашел, — утешает его фру Могенсен, — надо уж нам набраться терпения.
— Терпения, — с горечью возражает лавочник, — я всю жизнь только и делаю, что терплю, почему я должен быть терпеливей всех!
На это фру Могенсен ответить нечего, ей и самой всю жизнь приходится терпеть, но, возможно, ей терпение дается легче.
— Я поговорю с Хенриком, — обещает она, зная наперед, что не сделает этого. За последнее время она заметно сдала, не по силам ей эти раздоры, хочется одного — покоя, а там будь что будет.
Немного погодя лавочник снова начинает кипятиться, на этот раз из-за шума в квартире над ними. Не так давно туда вселилась молодая пара, оба длинноволосые, а девица к тому же в каких-то нелепых старомодных очках. Лавочник выяснил, что они студенты, у них уже есть маленькая дочка, которую они каждое утро увозят куда-то на велосипеде, по-видимому, в детский сад.
— А денежки, конечно, общество выкладывает, — говорит лавочник, — после этого удивляйся, что у нас такие налоги.
Лавочник не может понять, каким образом молодая пара ухитрилась получить эту квартиру, до сих пор в их доме жили только люди среднего и пожилого возраста, приличные люди вроде самих Могенсенов, и вдруг нате вам, этакие фрукты. Тут явно дело нечисто, без знакомств не обошлось, не место им здесь, таких нельзя селить в порядочном доме. Да ладно бы еще где-нибудь подальше, а то прямо у лавочника над головой.
Тихая и мирная жизнь кончилась с приездом этой парочки. У них вечно толчется народ, крутят пластинки, всякий джаз, или бит, или как их там еще, кошмар, а не музыка, а иной раз поднимут шум, возню — наверняка групповым сексом занимаются.
— Чтоб люди могли до этого докатиться, — говорит лавочник, — вот уж мерзопакость.
Эта самая мерзопакость частенько занимает его мысли. Одному богу известно, как, собственно, такое происходит. Лавочник вспоминает молодую соседку сверху и пытается представить себе, какой у нее при этом вид. Хотя она, конечно, ужасная страшила со своими распущенными космами и в дурацких очках, но все же в ней что-то есть, он не мог бы объяснить что, но факт остается фактом: когда он думает про их групповой секс, в центре всегда оказывается она, так и стоит у него перед глазами. Интересно, снимает она при этом очки или нет, он никак не может представить себе ее без очков.
— Придется нам все-таки принять меры, — говорит лавочник, — с какой стати мы должны терпеть этот шум!
— Что, опять они шумят? — говорит фру Могенсен. — А я и не слышу.
— Да ты помолчи и не двигайся.
Фру Могенсен застывает на месте, и тогда до нее тоже доносятся сверху какие-то звуки.
— Это они просто ходят по полу, — говорит она, — у них ковра нет, поэтому так громко слышно.
— Ходят по полу, как бы не так, — едко усмехается лавочник, — наивный же ты человек.
К счастью, наступает наконец-то время последних известий по телевидению, самые тягостные часы позади, часы между общей семейной трапезой и началом вечерних передач. Теперь лавочник сможет отдохнуть, забыть о своих неразрешимых проблемах, если, конечно, ему дадут возможность забыться. Если с экрана не обрушатся на его голову другие проблемы: беженцы, голод и нужда, разрушительные войны, валютный кризис. Они там просто помешаны на всяких таких вещах, думает лавочник, что ж, телепрограммы готовят люди ученые, им что, они могут себе позволить заниматься мировыми проблемами. А уж до чего умны, все-то они знают: кто виноват в военных конфликтах да почему нарушается валютный баланс — вот только невдомек им, что есть телезрители вроде него, Могенсена, которые собственными проблемами сыты по горло и хотят одного: часок-другой посидеть с приятностью у телевизора, забыв обо всем на свете.
Хенрик проводит время в компании молодых парней, счастливых обладателей мощных современных мотоциклов, они встречаются каждый вечер. У самого Хенрика нет мотоцикла, у него мопед, а к таким машинам у них всерьез не относятся, и он всегда оставляет свой мопед подальше от места сбора, а то еще на смех поднимут. Хенрик не единственный, у кого нет мотоцикла, в их компании есть еще двое ребят, которые, как и он, пока в ученье и зарабатывают недостаточно, чтобы приобрести настоящий мотор, да и лет им маловато, все равно не дадут водительские права. Но со временем они обязательно заимеют собственную машину, и Хенрик, конечно, тоже, а до тех пор, что ж поделаешь, придется кататься, сидя за спиной у других.