Она удалилась, виляя задницей. Я с демоном опять один на один. Но сдаваться я не собирался.
Я кое-что обещал Юле.
А ведь я думал, что больше мы уже никогда не встретимся. И вот, она рядом. Немного другое имя, Юлия — Лия. Как и я стал Алексом, а не Лёхой.
Это мой второй шанс, чтобы исправить всё. Ведь первый я просрал. А если для этого надо набить морду демону, я это сделаю. Тем более, я ещё не видел ничего, чтобы он мог противопоставить мне и…
Он взмахнул мощными крыльями и подлетел под вершину клетки! Там схватился ногами за прутья и повис вниз головой, как долбанная, мать её, летучая мышь!
Летучая мышь, которая хотела меня убить.
— Один! — начал считать рефери. — Два! Три!
Так, значит, летать тут не приветствуются. И чтобы мне…
Демон, как Бэтмен, спикировал на меня сверху. Я уклонился на одних только рефлексах. Он задел меня крылом и сбил с ног. Я опять грохнулся на пол, но сам Старый Герберт впечатался головой в клетку.
Его башка застряла между прутьев!
Ну это ты зря, из моих цепких лап ещё никто не вырывался.
Я подскочил к нему, зарядил коленом в корпус и начал прицельно бить по болевым точкам. Обычно я не слушаю толпу во время боя, но тут это было тяжело. На каждый мой хлёсткий и чувствительный удар толпа отвечала довольным гулом и криками.
Печень, почки, селезёнка! Понятия не имею, что внутри у демонов, но эта тварь рычала от боли.
Я найду у тебя все чувствительные места, тварь.
Старый Герберт дёргал головой. Рога мешали её вытащить. А демон был так зол, что не догадывался чуть повернуть башку.
— Бей его! — кричали Лия, стоя недалеко от нас.
Точно так же она кричала во время первого боя. Я зарядил противнику коленом, потом несколько раз врезал локтями. Судья ничего не сказал, значит, не запрещено.
Демон обхватил прутья лапами и начал раздвигать. Они затрещали, один лопнул, но я успел убраться до того, как тварь смогла впечатать меня в пол.
Старый Герберт зарычал от ярости и подлетел, хватаясь за прутья на потолке. Глаза светились ярко-жёлтым светом. Он целился в меня. Я остановился. Рискую, но что поделать.
Он рванул вниз, но ногами вперёд. Удар, который должен был превратить мои кости в пыль, прошёл мимо, я успел уклониться. Старый Герберт наполовину провалился в ринг, проломив твёрдую поверхность под покрытием и подняв кучу пыли.
Я прыгнул на него, делая сверхрискованный удар коленом. В цель, я отбил коленку от его клыки. Теперь другим коленом, ногой, ещё пяткой с разворота, и ещё раз! Прямой хай-кик в голову! Колено, локти!
Демон смотрел на меня, его жёлтые глаза покрылись пеленой. Толстые руки опустились. А я встал напротив и начал бить кулаками. Медленно, рассчитывая каждый удар.
Раз! Два!
— Три! — проорала толпа. — Четыре!
Они считали каждый мой удар, встречая особо жёсткие восторженным рёвом. Я бил ещё. Пот бежал по мне ручьём, мокрые волосы лезли в глаза, пыль от сломанных досок пола прилипала к телу.
Я ударил ещё раз. И тут рефери, Большой Маккарт грубо отпихнул меня. Я поскользнулся на собственном поту и чуть не упал.
— Раз! — начал считать он. — Два! Три! Четыре!
— Пять! — раздалось со всех сторон.
Все эти богатенькие зрители стояли возле клетки, обхватив прутья руками. На пальцах у многих видны перстни с драгоценными камнями, у всех красные.
Я нашёл взглядом Лию. Она улыбалась.
— Шесть! Семь!
Старый Герберт устало мотал головой.
— Восемь! Девять! Десять!
Толпа зашумела, как море во время шторма. Старый Герберт рухнул на спину. Но перед тем как вырубиться, он посмотрел на меня и начал шептать.
И почему-то я это услышал:
— Освободитель.
Но мне было некогда об этом задуматься. Все орали, забыв, что в начале боя меня освистали. Кто-то хлопал в ладоши, кто-то топал ногами об пол. Один охранник достал пушку и начал стрелять в потолок. Лицо довольное.
Другой тоже пальнул, но его засыпало искрами из лампы. А его сосед колотил прикладом винтовки по полу.
Судья, Большой Маккарт, взял меня за руку и вскинул её вверх. Жест, понятный каждому. Старый Герберт так и лежал. Крылья втягивались, цвет лица менялся, а глаза перестали светиться.
— Алекс! — Лия повисла у меня на шее. — Где ты так научился? Вот это удары! — она восторженно изобразила двоечку в воздухе. — Бил и бил. Фаулер бы поседел от злости, если бы у него оставались волосы!
Меня радовали только первые десять побед в моей жизни, потом я воспринимал их, как должное. Но детская радость сестры передалась и мне. Я её подхватил и крутанул. Она ногами задела кого-то из секундантов Старого Герберта, склонившихся над побитым.