— Нет у меня времени отдыхать, — мрачно замечал Сверч. — Это последнее наше лето!
С приездом внучек работа и вовсе выпала из рук, как закладка из книги. Для начала дети заставили его заниматься озеленением окрестностей. Дедушка сам был виноват. Он нашел желудь и, помня, что старшие должны просвещать младших, важно сообщил, что из желудя вырастает дуб.
— Из такого маленького такой большой? — не поверила Пава.
Теперь стоило сестрам завидеть облезлый, рассохшийся, как соседская бочка, желудь, они, пыхтя, катили его к протоке, всесторонне намыливали и обдавали водой — нельзя же сажать грязный желудь, дуб тоже вырастет грязным! — и звали дедушку с копаткой. Сверч выходил с лопаткой и, проклиная свою тягу к просвещению потомства, кое-как присыпал отмытые до блеска желуди землей, надеясь, что на этом его тяготы кончатся. Не тут-то было! Через час его снова тащили на двор: ведь молодые дубы надо регулярно поливать!
Чтобы спасти мужа, бабушка начала рассказывать сестрам сказку про ведьму, летающую на метле. Метла напрочь вымела из их сердец будущую дубовую рощу.
К сожалению, под рукой не было ни одной метлы, в доме оказалась только ее заместительница — длинная, определенно двухместная швабра. Целыми днями, пытаясь взлететь, внучки с грохотом разъезжали на ней по комнатам.
Дедушка спотыкался о нее на лестнице, под лестницей, в спальне, в коридоре. Постоянно встречаясь с нагло развалившейся на полу шваброй, Сверч начал приходить к убеждению, что в доме не одна швабра, а десять, и они продолжают размножаться.
В это утро, убрав со стола, бабушка твердо объявила, что сказка про ведьму закончилась и девочкам надо не сидеть дома, а бывать на свежем воздухе. Она вынесла им две фляжки из ореховых скорлупок и попросила сходить за нектаром. Внучки захлопали в ладоши: бродить по лесу было увлекательнее, чем разъезжать на швабре.
Увидев, что Картошечка берет громоздкий боевой арбалет, бабушка предложила самострел поменьше. Но Картошечка отказалась. Еще чего! Не для того она вынудила Секача отдать настоящий взрослый арбалет, чтобы он отлеживался.
Забытая сине-золотая тишина уже собиралась возвратиться и наполнить собой не только дедушкин кабинет, но всю старую сваю под железной крышей с пустой консервной банкой на боку. И что же сделал дедушка?
— Вы там не задерживайтесь! — неожиданно для себя крикнул он девчонкам.
А бабушка, глядя, как они уходят, почувствовала нестерпимое желание отправиться следом. Когда она надевала красный шаперон, ее всегда тянуло в лес.
Глава 6. Падение с луны
Ступив на пристань, Картошечка тихо свистнула и позвала: «Немак!» Через минуту из травяных зарослей показался изумрудный жук. На ночь его выталкивали за дверь. Домашнее животное превращали в дворняжку. Бабушка боялась оставлять жука в доме, ей казалось, он будет сидеть во мраке и беззвучно шевелить усами. Почему-то эти шевелящиеся усы лишали ее сна.
— Зачем к вам полицейские приезжали? — выглянула вдруг из полузатопленной деревянной бочки дородная мостовичка в белой кофте.
— Здравствуйте! Откуда вы знаете про полицию? — откликнулась Пава.
— Лес видит, а поле слышит, — неопределенно ответила белая кофта.
В бочке жили соседи. Дедушка и бабушка думали, что тут никого нет. Но в первое же утро после их приезда из притулившейся к пристани бочки вылез низкорослый лысый мостовик, спустился к протоке, зачерпнул в тазик воды и занялся стиркой. За ним появилась, видимо, его жена и, перегнувшись через проржавевший верхний обруч бочки, стала зычно советовать почаще менять в тазу воду.
Обитатели бочки не смотрели в сторону трухлявой сваи, в которой приезжие устроили себе дом. Возможно, они сами сбежали из города и теперь досадовали, что сюда нагрянула еще одна семья, да еще с детьми.
— Тот, кто хочет, чтобы ему не мешали, всегда мешает другим, — расстроенно обронил дедушка. — Не рады нам эти Бочкины!
— А я уверена, ты с ними подружишься, — возразила бабушка. — Кто поселится в бочке? Только философ. А философы тянутся друг к другу.
Но неприветливые соседи даже познакомиться не спешили. С раннего утра Бочкин, вытолкнув корявую пробку, показывался из дыры в верхней крышке своего жилья и шел к воде с тазиком и корзиной белья. До обеда стирал, после обеда развешивал постиранное, вечером снимал его. Как адмиральское судно, украшенное вымпелами и флажками, бочка с головы до пят была облеплена празднично развевающимися подштанниками, майками и прочим барахлом.
Кроме взрослых голосов, из бочки порой доносился еще чей-то тонкий голосок. Но даже если там жило трое мостовиков, непонятно было, как они за сутки успевали испачкать такое количество одежды.