Рон переложил копьецо в левую руку и попробовал свободной рукой выдернуть тонкую, чуть выше его травинку. Травинка отчаянно сопротивлялась. Рон положил дротик, схватил былинку двумя руками и с треском оторвал ее.
— Так не считается, — заметила Картошечка. — Корень остался.
— Бабушка говорит, у растений сердце под землей, — тихо обронила Пава.
— Даже у последнего лопуха есть сердце! — подтвердила Картошечка. — Не надо их зря трогать.
— Ты же сама попросила, — опешил Рон.
— А что у тебя на ремешке? — давно поняв, что неприятные замечания лучше пропускать мимо ушей, показала пальцем Картошечка.
Бабушка ей предсказывала, что рано или поздно она выколет своим пальцем кому-нибудь глаз. Но Картошечка подозревала, что бабушка с карандашом вместо пальца предостерегает в первую очередь себя.
— Рог.
— Бодаться? — насмешливо предположила Картошечка.
— Трубить.
— Красивый... Из чего он?
— Из серебра и слоновой кости.
— А у нашего дедушки ухо как у... — начала Картошечка.
Но Пава толкнула ее.
— Можешь потрубить?
Рон поднес рожок к губам. Солнце сверкнуло на ободке раструба так, будто на рожке вспыхнула разноцветная звезда. Щемящий звук, от которого сердце сжалось от грусти и воспоминания о чем-то забытом и чудесном, разнесся над травой.
Девочки замерли. И растения, у которых были зеленые нежные сердца, тоже замерли. И тени, суетившиеся у них под ногами, кажется, остолбенели. Даже у Немака, который подползал к своим хозяйкам, застряла в воздухе скрюченная передняя лапа.
— Надо домой бежать! — словно проснувшись, спохватилась Пава. — Бабушка уже, наверно, беспокоится.
Наполнив фляжки нектаром, они все вместе направились к протоке. По дороге им попалась дряхлая сосновая шишка, рассохшаяся не хуже бочки, которая отиралась у пристани. Рон взвалил шишку на плечо:
— Приделаю к ней вместо головы желудь и по две палочки внизу и по бокам. Получится мостовик.
— И что?
— Поставлю его на своем бакене.
— Для красоты?
— Для вороны. Она клюнет приманку, а шишка колючая и невкусная. Может, ворона и отстанет...
— Вороны умные! — не согласилась Картошечка. — Старая шишка ей ни к чему.
— Тихо! — неожиданно остановился Рон.
Он опустил шишку наземь, крепче сжал дротик и бесшумно скрылся в густых, сильно пахнущих зарослях мяты.
— Может, станем невидимыми? — прошептала Картошечка.
— Он же попросил нас не исчезать, — так же шепотом ответила Пава.
Из чащи, в которой растворился Рон, раздался короткий вскрик, и девочки побледнели. Трава с шумом заколыхалась, будто сквозь нее шел зыбун.
И вдруг, как белая капустница, из зарослей вывалился толстый мостовичок в белой рубашке, в белых штанах, с белой веревкой, намотанной на локоть. А за ним Рон:
— Знаете это привидение?
Девочки отрицательно помотали головами.
— Крался за нами… — пояснил Рон. — Ты кто? — обратился он к белому незнакомцу.
— А ты? — исподлобья посмотрел тот, поправляя ворот, за который его вытащили на солнышко.
— Я Рон.
— Ну, а я Кривс.
— Вы случайно не из бочки? — вежливо обратилась к нему Пава.
— Из бочки.
Картошечка, глядя толстячка, рассмеялась:
— Я сразу поняла, что это Бочкин!
Кривс неприязненно покосился на нее.
— Почему вы весь белый? — продолжила Пава.
— Мичман говорит, белый цвет самый лучший.
— Почему?
— Потому что быстро становится грязным.
— А зачем тебе веревка? — вмешалась Картошечка.
— Я ее нашел и теперь приручаю.
— Как это?
Толстячок бросил веревку на землю. Веревка шевельнулась и неожиданно поползла в сторону Картошечки.
— К ноге! — прикрикнул Кривс.
Но веревка даже не оглянулась. Тогда он схватил ее за хвост и снова намотал на руку.
— Ни моста еще не понимает.
— Чего ты за нами следил? — спросил Рон.
— Я за всеми слежу.
— Зачем?
— Чтобы все тайны знать...
— И что про меня узнал?
— Что ты опасный преступник. И родители у тебя в тюряге умерли!
Сжав кулаки, Рон шагнул к нему.
— А про нас что узнали? — поторопилась задать вопрос Пава.
— Во-первых, как вас зовут, во-вторых, что вы можете невидимками делаться, в-третьих, у вас зеленый жук в доме живет...
— Разве это тайны? — разочарованно протянула Картошечка.
— Есть и тайны.
— Например?
— К вам передвижная лавка приехала, — нехотя сказал Кривс. — Я думал, это обычная торговка, а когда залез в ее сундучок...