Однако с недавних пор сестренки перестали смущать дедушку и после душа, чинно завернувшись в полотенца, шли за бабушкой наверх, где их ждал широко разложенный диван. «С легким туманом!» — крикнул им дедушка, потому что из консервной банки лилась не только вода, но и вечерний туман.
— Растут девочки, — сказала бабушка, вернувшись на первый этаж.
— Да, только большуны долго остаются детьми, — ответил Сверч. — А у нас несколько месяцев — и детство кончилось! А потом и все остальное...
— У моста два конца, а у нас один, — ободряюще напомнила Муша пословицу.
— Опять я ничуть не продвинулся! — пожаловался Сверч.
— Признайся, что задумал! Может, я помогу…
— Нет, Муша! Одно скажу, если мое заклинание получится, оно все перевернет… Но кое-что я сегодня сотворил.
— Ура! — подкинула бабушка чепчик. — Получилось?
— Я комнату для Лю сделал.
— Простишь ее?
— У меня другой сестры нет.
Сверч подвел жену к ширме, за которой появилась маленькая винтовая лестница. Спустившись вниз, они попали в безоконную комнатку с крохотной детской кроваткой.
— Подушка набита детскими воспоминаниями, — похвастался дедушка.
На обоях в цветочек темнели пятна, способные в любое время суток показывать самых невероятных птиц и зверей. Коврик у кровати был таким потертым, будто по нему топталось стадо жуков. А на облупившейся этажерке стояла одна-единственная потрепанная книжка. Бабушка раскрыла ее и увидела на первой странице большую букву П, под которой было написано: «Правитель». На второй странице букву В со словом «Восхититель». На третьей — М со словом «Мост».
— Букварь, — с гордостью сказал дедушка.
— А кровать не маловата?
— В детстве у Лю такая же была.
— Но она тогда ребенком была!
— Я для нее вещи не по росту делал, а по душе.
— Тогда все правильно! — заверила бабушка, поднимаясь со Сверчем обратно наверх. — А это что? — показала она на черный многоугольный провал, появившийся в стене прямо за дедушкиным креслом.
— Понятия не имею! — остолбенел Сверч.
— Тринадцатиугольник, — подсчитала Муша.
— Ненавидел я геометрию, — вспомнил дедушка.
Он приблизил лицо к черному многоугольнику и недоуменно вгляделся в его глубину.
— Эй! — негромко позвал он, будто ожидая ответного эха.
Однако даже его громадное ухо не расслышало ни звука в ответ. Сверч сунул в тринадцатиугольную тьму нос и с шумом втянул воздух.
— Ничем не пахнет, — повернулся он.
— Ой! — всплеснула бабушка ладонями. — Ты не мог ничего услышать.
— Почему?
— Потому что у тебя носа нет!
Сверч в ужасе схватился за свое лицо. И вправду, вместо знакомого прохладного возвышения, которое исправно оповещало его не только о приближении обеда, но даже о том, из каких блюд он будет состоять, осталась лишь ровная гладкая кожа.
Мостовики, кроме своих манускриптов, читали также и книги больших людей, забытые в траве и на скамейках. Читать их было хлопотно, приходилось бегать туда-сюда по строчкам. Многие мостовики, осилив пару страниц, мечтали уже не о литературе, а о чашечке чая с креслом.
Но Сверч неутомимо пробежал гору сочинений большунов и помнил, что в них рассказывалось о пропаже носа. Однако вышеописанный нос, во-первых, отрезал брадобрей, во-вторых, тот нос желал сделать более блистательную карьеру, чем его хозяин. Так что у истории было реалистическое объяснение. А вот исчезновение его органа обоняния выглядело абсолютно фантастически: к парикмахерам дедушка не ходил, и его нос не предпринимал попытки удрать с его лица и сделаться более знаменитым инженером-мечтателем, чем Сверч. Сбежать он еще мог, но сделаться более знаменитым — ни в коем случае!
— Теперь, даже если придумаю свое великое заклинание, меня будут называть: «Сверч Безносый»! — в отчаянии уткнул дедушка лицо в проклятый тринадцатиугольник.
— Пуша! — вскрикнула бабушка, когда он оторвался от черной дыры.
— Что? Глаза пропали? Уши?
— У тебя нос появился! — счастливо объявила Муша.
Еще секунду назад она готовилась убедить Сверчка, что можно преспокойно обходиться без носа. Безносость не отражается на способности придумывать заклинания! И какое значение имеет нос для счастливой семейной жизни? Ровно никакого или очень малое.