— Мы с зонтиками гулять не привыкли, — отшатнулся гость от зонтика, как от змеи, и стал спускаться по рыбачьей сети к пристани, обращаясь в мрак и туман.
— Не слишком гостеприимно мы с ним обошлись, — посетовала бабушка.
— Как еще принимать мошенников? — буркнул дедушка.
Но на душе у него тоже скребли не то кошки, не то мошки, не то сам генерал Мышкин с украденными накладными ногтями.
Глава 14. Подземное колесо
Луна на огнедышащем одноколесном велосипеде въехала на сумеречный мост. Пава с Картошечкой вскочили с дивана одновременно. Пава стала причесываться перед почти неразличимым зеркалом.
— Ты темноту причесываешь, а не себя, — фыркнула Картошечка.
— Бабушка говорит, в темноте становишься красивее.
Картошечка заглянула в зеркало:
— У нее сегодня сдуло шляпку, и я увидела, никакой дырки у нее в голове нет. Просто на макушке мало волос.
— Ха-ха, я это давно знала.
Потихоньку, чтобы никого не разбудить, они вылезли из окна кабинета и по крученым нитям сети спустились на пристань.
Городские огни сверкали и переливались вдали, будто кто-то приоткрыл грандиозную мыльницу, набитую золотыми песчинками. «Счастливые большуны! — фантазировали девочки. — Что они делают под такими огнями?» Недавно они спросили об этом дедушку, но тот отмахнулся: «Радуйтесь, что вам достались не лампочки, а светляки и гнилушки!» Бабушка выразилась еще непонятнее: «Под фонарями кажется, что происходит много чего, но под звездами видно: ничего не происходит».
— Вон Ронька, — заметила Пава.
— Он у тебя уже Ро-о-онькой стал? — протянула Картошечка. — А Кривс кем? Кривсиком?
Темные фигурки мостовичков и вправду виднелись возле громоздкой коряги, похожей сейчас на зловещего однорукого толстяка. «Уныло, наверно, лежать возле самой воды и ни разу не искупнуться!» — подумала Пава.
— Хотите, научим вас, как стать невидимыми, — предложила Картошечка мальчикам.
— Я охотник! — сказал Рон. — И сам должен ходить так, чтобы меня не видели.
— А меня и так никто не видит и не слышит, — отрезал Кривс.
— Давай мы тоже не будем превращаться в невидимок, — шепнула Пава.
«Ты, Павочка, хочешь, чтобы твои локоны увидели», — хотела сказать Картошечка.
Впервые в жизни сестры ночью встречались с мальчиками. Когда они жили в городе, девочки-мостовички постарше иногда шептались о таких встречах, называя их почему-то свиданиями, хотя ночью ничего не видно. «Что они делали на этих невиданиях? — гадала Картошечка. — Тоже следили за шпионами?» Более увлекательное занятие трудно было представить.
Один раз Пава попросила бабушку рассказать, как она встречалась с дедушкой. «А мы не встречались, — улыбнулась бабушка. — Мы сразу перестали расставаться!»
Ронька кинжалом срубил четыре листка и показал, как завернуться в листок, закрепив черенок под горлом. Кривс достал из заплечного мешка несколько светлячков, прикрепленных к стебелькам, и раздал каждому. Картошечка уронила сначала листок, следом светляка. «Может, мне упасть?» — пришло на ум Паве.
Подняв над собой живые, зеленовато мерцающие огоньки, мостовички перебрались с дощатого настила на тропинку, ведущую к Извилистой Реке.
Луна, как обычно, наслаждалась сама и наслаждала всю округу. Бесшумно разъезжала она по протоке, оставляя горящий след колеса. «Уксус!» — выл и свистел ветер. «Сырость!» — цедил сквозь зубы. И вправду, уксусно-резко, не так, как днем, пахли ночные цветы, и холодом тянуло от воды и темных зарослей.
Лю подъехала к Извилистой Реке, когда стало светать. В дороге она задремала и теперь судорожно пыталась вспомнить пароль.
Смутный верзила, стоявший по пояс в тумане, трубно высморкался в воду. «Полицейский», — испуганно разглядела Лю. Но поворачивать назад было поздно.
— Я хотела купить помидор! — запинаясь, произнесла она.
— Сержант Секач, — рявкнул верзила. — У нас, ёксель-моксель, помидоров нет, одна редька.
Он вытащил большой нож и, к ужасу Лю, стал точить его о камень.
— Зачем вы ножик точите? — пролепетала она.
— Сегодня День Точности, — объяснил полицейский.
— Режете тех, кто опаздывает?
— Вся Извилистая Река ножи точит. Пора показать Прямой Реке, захватившей нашу протоку, что не все так прямолинейно, как она думает.
— Помидор! — в панике повторила Лю.
— Огурец, — вынырнул из тумана другой полицейский, которому наточили не только лицо, но и взгляд.
— Товарищ полковник, — озадаченно пробасил Секач. — Вы не Огурец, а Кохчик!