«Спасение под водой!» — в беспамятстве подумал Мышкин.
Вперевалку пройдя по суше пару метров, «Корягль» снова плюхнулся в воду и поплыл по течению. Бабушка влетела в рубку и восхищенно обняла Сверча:
— Какое заклинание ты придумал, чтобы судно выбежало на берег?
— Ничего я не придумывал, — с притворной скромностью ответил он. — Разве утки не выходят на берег? — усмехнулся он и сразу помрачнел. — В этой непрекращающейся погоне есть загадка. Почему они меня преследуют?
— Великих людей всегда преследуют, — убежденно сказала бабушка.
Экипаж обступил рубку.
— Это из-за меня, перебежчицы, — закапали слезы у Лю.
— Скорее из-за меня, — повесил голову Секач.
— Завидуют, — изрекла Бочкина.
— Чему? — оторопело посмотрел на нее мичман.
— Что плывем с музыкой!
Незаметно «Корягль» занесло в тихую заводь. Ослепительный шум и шорох обступили мостовиков. Такого сверкающего шума не слышал раньше даже дедушка, различавший самые редкостные шумы.
Сотни, тысячи стрекоз с синими, красными, изумрудными, полосатыми туловищами, с выпученными дальнозоркими глазами, с крыльями, осыпанными невесомой алмазной пылью, витали в воздухе, шелестели на стеблях камыша, старались удержать равновесие на бело-желтых кувшинках.
— Главпочтамт стрекоз! — закричали Пава и Картошечка.
У мостовиков было два вида почты: междуречная «Стрекопочта» и местная «Череп-Почта», черепашья. Стрекозы доставляли письма на самые далекие реки, не носили только на остров, на котором не бывает зимы.
Сверч немедленно попросил девочек и Роньку с Кривсом наловить побольше мух и комаров и почтительно положить их на зеленую ладонь кувшинки, на которой важно сидела самая крупная мясистая стрекоза — явно директор почты! — чтобы договориться об отправке бессчетного количества писем.
Потом заперся в каюте и долго не выходил, пока не сочинил наконец письмо. Это письмо он продиктовал экипажу коряги, и мостовики по многу раз его переписали.
И вот тысячи стрекоз взлетели с травы и воды, с цветов и листьев, унося в разные стороны крошечные конверты. Адрес на них был одинаковый: «Всем! Всем! Всем!»
А письма, запечатанные в них, гласили: «Отстаньте от нас! Нам нужно только бессмертие!»
— Гениально написано! — одобрила бабушка.
— Может, отвяжутся теперь, — с надеждой сказал Сверч. — И я возьмусь в конце концов за свое заклинание!
Рано или поздно, синяя или бирюзовая, разнокрылая или равнокрылая стрекоза доставит вам это послание. Прочитайте его внимательно. Ответа не требуется.
В тот вечер команда «Корягля» поздно разошлась по каютам. Только мичман, поставив утиные лапы на самый малый ход, остался на палубе с тазиком, полным разной одежды. С первого дня плавания он предложил стирать вещи всему экипажу.
Но согласился на это один Секач. Заметив, что на подаренных ему брюках появляется подлодка, он понес их мичману. Кто еще мог управиться с подводной лодкой? Отдавая в стирку брюки, полученные с капитанского плеча — не говорят же «с капитанского зада»! — кок требовал утопить в тазу бороздившую штаны подлодку — словно у мичмана могла подняться рука на такое! — и обижал наставлениями, как стирать брюки, чтобы они не сели. Будто штаны не могут порой посидеть!
— Вещи садятся на солнце, а я стираю под луной, — увещевал его мичман.
— При луне штаны не пересушишь, — одобрительно гудел Секач, когда на рассвете получал просохшие брюки и проверял, не затаилась ли подлодка где-нибудь за обшлагами.
Но в это утро мичман постучал в дверь не к бывшему полицейскому, а к бабушке и дедушке.
— Что такое? — подскочили над одеялом две головы.
Бочкин развел штанины хорошо знакомых им брюк:
— Секач пропал!
Глава 22. Сражение с ботинками
Корягу обшарили от камбуза до трюма. Тетя Лю, истекая слезами, обыскала все каюты, заглянула под все кровати, погрузила голову в холодную печку и из белокожей блондинки превратилась в чернолицую брюнетку, залезла в короб с мукой, после чего вновь стала блондинкой. Она даже заглянула в чайные чашки. Хотя Секач не влез бы и в пивную кружку.
— Сбежал к своим? — полуутвердительно предположил мичман.
— На его месте любой бы сбежал, — приглушенно рыдала Лю. — Целый день вари, соли, поварешкой мух отгоняй, тесто меси!
Все с тоской вспомнили о горячем хлебе.
— Но почему он скрылся без штанов? — почесала Бочкина затылок сузафона.