— От такой жизни голышом скроешься, — всхлипнула Лю.
Дедушка споров не любил. Особенно, если их осмеливались заводить с ним. «Споры нужны только одуванчикам!» — хмурился он.
— Возможно, вышел ночью по... — с жалостью посмотрела на тетю Лю бабушка. — Полюбоваться на созвездие Рыбьего Скелета и свалился за борт.
— Он плавать не умеет! — зарыдала Лю в полный голос.
— По реке всякие щепки плывут, — обнадежила ее Бочкина, — любая не одного Секача выдержит, а трех!
— Мне не надо трех! — истерически вскричала Лю и кинулась к лестнице на пассажирскую палубу.
Бабушка спустилась за ней и, постучавшись в закрытую дверь, стала ласково убеждать дверь не падать духом. Она даже хотела привычно заверить ее, что все к лучшему, но засомневалась, не будет ли такое утверждение слегка преждевременным.
Мостовички совещались отдельно от взрослых.
— Если Секач сбежал, — тряхнул хохолком Ронька, — значит, у него было секретное задание.
— Какое? — усомнилась Пава. — Суп половником будоражить?
— Например, дырки в коряге просверлить, — не сдавался Ронька, не веривший в раскаявшихся полицейских.
— Он бы их пальцем попробовал просверлить.
— А вдруг на корабль пробрался зыбун? — сказал Кривс.
Мальчики и девочки переглянулись.
Река неслась, не замечая берегов. «Корягль» плыл, не различая реку. Картина, как всегда, не обращала внимания на раму. Все прозевали момент, когда с двух противоположных берегов к беглой коряге ринулись два полицейских отряда Извилистой Реки.
Какой только обуви, выброшенной большунами, тут не было! Под лиственными парусами на «Корягль» надвигались старые туфли со шнурками и без шнурков, остроносые и тупоносые, на липучках и на застежках — черные, коричневые, белые, красные. Впереди неслись легкие суденышки из поношенных кед и кроссовок.
Полицейские мечтали служить на плавсредствах из натуральной кожи. Проблемы с продовольствием на них не существовало. Ежедневно матросы отрезали от своего корабля кусочек кожи и варили на обед. Бытовало даже выражение «доплаваться до подошвы». Так говорили, когда корабль полностью съедали.
— Тревога! — увидели вражескую обувь Пава и Картошечка.
На корягу посыпались колпаки, фуражки, кепки... На Извилистой Реке противника сначала закидывали шапками. На разных кораблях носили несхожие головные уборы, но на всех сверкала полицейская кокарда.
Шапки не причиняли большого урона. О раненом тюбетейкой презрительно говорили «его тюбетейкнуло». Однако, запустив в противника шапку, надо было добыть головной убор обратно, а для этого захватить вражеский корабль. Кто оставался с непокрытой головой, лишался ее. Кому нужна голова без кокарды?
За шапками полетела стая стрел. Стрела из колючки боярышника влетела в рубку и вонзилась в штурвал, прибавив к нему еще одну рукоятку. Мичман выпустил из зубов трубку и пополз за ней по полу.
Сверч схватился за штурвал и нашел, что с дополнительной рукояткой он стал еще удобнее. Картошечка с неотступным Кривсом бросились на нос коряги. Пава с Ронькой — на корму.
На туфлях и кроссовках уже праздновали победу. С того часа, когда муравей, скарабей и серо-розовый воробей предрекли Извилистой Реке победу, ее отмечали каждый день.
Но тут появилась Бочкина с сузафоном. Великанский мыльный пузырь величиной чуть ли не с натурального слона величественно поплыл над палубой, вбирая в переливчатые бока всю округу.
И вовремя! Трое монументальных полицейских, отрастивших вместо панцирей непробиваемые животы, уже лезли на корягу, вопя: «На абордаж!» И вдруг им в лица уткнулась липкая, летучая громадина, явственно отдающая земляничным мылом.
Всем известно, полицейские с детства не любят мыла. А от земляничного у них бывают обмороки. Не удивительно, что трое громил опрокинулись в воду, попутно пустив на дно несколько атакующих ботинок.
Бабушка сопроводила эфемерное послание сузафона увесистой раковиной и справочником лекарственных трав и растений. Из пыльной раковины внучки давно вытрясли морской шум. А что интересного в бесшумных раковинах? И зачем лекарства, если все станут бессмертными?
Тетя Лю без разбора стала метать из камбуза сковородки и кастрюли — все равно повара уже нет! — в приближающиеся полицейские силы.
Полковник Кохчик и его подручные не знали, что делать: то ли любоваться расцветкой воздушных шаров, то ли зажимать носы от невыносимого нежно-земляничного аромата, то ли уворачиваться от кухонных снарядов.
— За Секача! — метнула тяжелый котел Лю.