Труба отсутствовала.
— Большуны снесли ее? — изумился дедушка.
— Не знаю, кого и куда носят большуны, — держась за стену рукой, приподнялся Кохчик. — Но эта часть протоки исконно и законно принадлежит Извилистой Реке.
Внизу общались не менее оживленно. Сержантский нос масляно сверкал на солнце, соревнуясь с надраенными до золотого и серебряного состояния дверными табличками. Иногда казалось, что он их побеждает, но стоило взглянуть внимательнее, было видно, что таблички берут верх, так как не только ослепительно горели, но располагались выше лакированного носа.
Оставшийся без надзора Секач разбалтывал служебные тайны, с жаром повествуя про грозные предзнаменования, встревожившие полицию Извилистой Реки:
— У одного постового вдруг, ёксель-моксель, мундир пых и загорелся!
— Он курящий? — прервала бабушка.
— Кто, мундир? — недоуменно спросил Секач.
— Да нет, полицейский.
— Про это нам не сообщали. А еще дождь пошел, но вместо капель конфеты полетели.
— Конфеты? — не поверила Картошечка.
— Драже! — вытащил из кармана большой розовый шарик сержант и заботливо сдул с него табачные пылинки. — Бери! Мы у свидетеля изъяли как вещественное доказательство.
— Не ешь, — бесстрастно обронила бабушка.
— Почему? Конфеты хорошие, сосательные, мы всем отрядом пробовали, — обиделся сержант.
— Перед обедом нельзя есть сладкое, — объяснила Картошечка.
— А еще прибежал черный муравей и человеческим голосом заговорил, — таинственно продолжил Секач.
— И что сказал?
— Что победа будет за нами!
— Патриотическое животное, — покачала головой бабушка.
— Наш человек! — согласился полицейский. — Нутром чую, стрясется что-то небывалое.
Муарово-блестящий зеленый жук выполз из двери и уставился на Секача. Секач вздрогнул:
— Кто это?
— Немак, — погладила жука по панцирной спине Картошечка.
— Не кусается?
— Он только грубиянов не любит, — сказала бабушка.
Ни в чем не найдя согласия, дедушка, Кохчик, а следом Пава вышли из кабинета и стали спускаться по скрипучей лестнице. Каждой ноге ступеньки выдавали особые звуки. Самые душераздирающие выпали на долю сапог полковника. Но дедушка сердито глянул под ноги, и лестница мгновенно присмирела.
Выбравшийся из жуткого обиталища полковник с облегчением забубнил:
— Если эта часть протоки с ее рыбными, утиными, камышиными и прочими богатствами наша, вы должны выселиться или подать прошение о смене подданства. Если...
— Если, если, — загнул два пальца дедушка, — это одна вторая вероятности. А если, если, если, если — одна четвертая. У вас сколько если?
Кохчик глубже надвинул на лоб колпак с форменными клешнями, будто для того, чтобы отгородиться от мира и спокойно посчитать, сколько у него «если» за душой. Но, видимо, сразу сбился со счета.
Сержант Секач прекратил болтать и встал по стойке смирно. Полковник полез за пазуху:
— Разыскивается опасный преступник.
— Преступник?! — удивились дедушка и бабушка.
Даже девочкам было известно, что на Прямой и на Извилистой Реках преступников не было. Чуть только среди мостовиков появлялся преступник, его сразу брали на работу в полицию. Звание и должность давали в зависимости от того, что он натворил.
Наверное, Секач, ставший всего-навсего сержантом, спер что-нибудь по мелочи. Может, сетку для охоты на пчел или ржавую алебарду. Про то, что совершили главные полицейские, например, полковники, лучше было не думать.
Кохчик показал рисунок мальчика с вьющимися темными волосами и одной белой прядью, торчавшей светлым хохолком.
— Совсем ребенок, — сказала бабушка. — Зачем он вам?
— Вас не касается, — с удовольствием отрезал полковник.
Вместе с сержантом он сошел к покачивающемуся на воде башмаку, спрыгнул в него и, развалившись на кожаной корме, зычно приказал подчиненному отдать швартовы, то есть шнурок, и поднять парус, то есть лопух.
Глава 4. Перекати-глаз
Чем хороша вода? Тем, что любые, даже самые неприятные ботинки не оставляют на ней никаких следов. Не прошло и минуты после отплытия полицейского башмака, а протока как ни в чем не бывало уже морщилась от ветра и не хуже фокусника жонглировала солнечными бликами.
— Взбудоражили, — проворчал дедушка. — Снова день ко всем мостам полетел!
— Может, скажешь, над каким заклинанием ты бьешься? — поправила шляпку бабушка.
— Секрет! — замотал головой дедушка.
— А сам говорил, что в компании секретов не бывает, — заметила Картошечка.