– Я хочу домой! – заревела Кристина не своим голосом. – Я темноты боюсь!
– Я тоже, – подхватил Пат, – домой хочу! В Ирландию!
И зарыдал, как паровоз.
– Ну чего ты, как маленький! – прикрикнула на него Ника. – Тебе девять лет! Будь мужчиной!
– Неправда! Мне восемь с половиной! И я хочу домой в Ирландию! Там остался мой велосипед, и все мои друзья…
– Ты же никогда там не был! – хмыкнула Кристина презрительно.
– Зато папа с мамой жили там в молодости, – заявила Ника, – и обещали нас туда отвезти скоро. Папа сказал, что когда мы приедем в Ирландию, он купит Пату велосипед.
– И Пушистика!..
– Его хомячок, – пояснила Ника. – Он сдох, а Пат не верит.
– Неправда! – завопил Пат. – Мама сказала… ик!.. что она… ик!.. – Пат вдруг начал икать. – Что он… ик!.. заболел… ик!..
– Ну вот, опять, – вздохнула Ника. – Это надолго.
– Тихо! – Алик прислушался, уставившись куда-то в темноту. – Молчите и не двигайтесь. Кажется, это он.
– Пушистик! – радостно крикнул Пат и тут же получил подзатыльник от сестры, она крепко зажала ему рот рукой.
Мы все насторожились и замерли, но кроме шелестящего ветра, потрескивающего огня и кузнечиков ничего не было слышно.
– Смотрите, луна восходит, – прошептал Алик, завороженно глядя на небо.
Луна, такая громадная, что на ней можно различить кратеры, ослепительно яркая, как прожектор, стала медленно-медленно выползать из-за туч. И на фоне этой луны мы увидели очертания огромной страшной усадьбы на другой стороне реки и каменный мост, на котором вдруг неожиданно появился черный силуэт какого-то жуткого зверя. Он, кажется, громко завыл или зарычал.
– Мама! Мама! Волк! – завизжала Кристина так, что мы все подскочили.
– Помогите! – заорал Пат. – Спасите!
– Огнем его! Огнем! – недолго думая, Ника выхватила из костра горящую ветку и швырнула ее в зверя.
Искры посыпались во все стороны, зверь взвизгнул и понесся прямо на нас. Пат бросился бежать со страху, но запнулся в ближайших кустах. Я, если честно, так перепугался, что тоже с радостью убежал бы куда подальше, да только ноги не несут, к тому же в темных кустах наверняка бродит сам помещик. Во всей этой суматохе один только Алик не терял спокойствия, он принялся тушить разлетевшиеся по всей траве искры от костра.
– Волк! Волк! – Кристина вопит, как заведенная, отмахиваясь от зверя, который наскочил на нее, повалив на землю. – Ой, мамочка! Ой, боюсь!
– Да никакой это не волк! – воскликнул Алик.
Тут все разглядели в свете костра лохматого лопоухого барбоса. А тот, весело потявкивая, стал каждого облизывать на радостях. Кристина принялась сердито отряхиваться.
– Он специально на меня напрыгнул! Ненавижу собак! От них одни только блохи!
– Да он голодный, – сказал Алик, ласково поглаживая пса.
Мы скормили ему кукурузные хлопья и пирог мамы Макинтошек. А пес колотил нас хвостом и пускал слюни от переполнявшей его благодарности.
– А чего он тут бегает? – поинтересовалась Кристина, подозрительно наблюдая за нами с безопасного расстояния. – Вы знаете, сколько всяких болезней переносят бродячие собаки? К тому же бешенство!
– Не уверен насчет собак, но бродячие вредины переносят куда больше заразы, – спокойно ответил Алик.
Кристина обиженно надула губы.
– А ты уверен, что это не тот самый волк Поклевского-Крикуна? – с надеждой спросил я у Алика. – Может, помещик бродит где-нибудь поблизости?
– Глупости, это самый обыкновенный пес. И вообще, прежде чем швыряться огнем, нужно подумать.
– У меня не было времени думать! – возразила Ника. – Волки боятся огня, это лучшее средство от них, уж я-то знаю. В Ирландии раньше было полно диких волков. Папа рассказывал…
И тут вдруг раздался треск в кустах, устрашающий шорох, затем послышалось зловещее шебуршанье, как будто медведь запутался среди веток. И все это так неожиданно, что все мы замерли на месте с выпученными глазами и разинутыми ртами. Кажется, кто-то продирается сквозь густые заросли, сухие ветки хрустят, словно под чьими-то огромными лапищами. В жизни таких жутких звуков не слышал, даже у стоматолога. А кругом мертвая тишина, кусты в темноте ходуном так и ходят, и шаги все приближаются прямо к нам. Я уже представил себе, как из-за кустов выплывает древний помещик Поклевский-Крикун с горящими свечами вместо глаз, протягивает ко мне свои изрубленные топором костлявые ручищи… Так мне страшно стало, что я чуть не завопил.