— Порадовалась бы. — сказал он ей.
Печальные глаза Амайанты смотрели в сторону от воина. С ответом она не торопилась.
— Прощение. Еще одно чувство, на которое я не заслужила. — девушка в золоте начала медленно растворяться в воздухе.
— Подожди! — выкрикнул Максуд.
Какой-то миг она оставалась полупрозрачной, и он не знал, исчезнет она или нет, а затем богиня снова стала золотой. Даже тон ее голоса был печален и слова она выговаривала непривычно медленно:
— Хочешь меня поругать? Давай. Хочешь меня наказать? — глаза ее заблестели, и она сглотнула. — Вперед. Я это заслужила. Боль и наказание — единственное, чего я заслуживаю. Отец это давно уже понял.
— Нет, Айя, я не хочу тебя наказывать. — Максуд сел поближе к ней. — Я сужу о твоих поступках, как о человеческих. А это не правильно. Ты не человек. Ты богиня. Поэтому у нас возникают такие шероховатости. Со временем мы притремся друг к другу получше. — он сжал зубы. — Извини, что я к тебе прикоснулся. Наверное, для тебя это было очень больно.
Уж такой сильной вины за собой Максуд не чувствовал. Он ведь это сделал не специально и никак не мог знать, что ей будет больно. Но чувствовал, что должен это сказать. Он был должен такое сказать человеку. Но что надо было сказать богу?
— Больно? Нет. Страшно? Да. Еще никто не мог ко мне прикоснуться после… ну, в общем, долго уже. А ты чувствуешь мои эмоции, мои чувства передаются тебе. Ты ощущаешь саму меня, понимаешь? Всю меня. Это пугает. Ты не представляешь насколько. Впервые я чувствую, что моя жизнь находится в чьих-то руках. Даже после наказания Отца я была предоставлена сама себе. Потом я вынуждена была прибегнуть к Единству. Это был последний способ выжить. И к чему это привело? К тому, что я могу погибнуть быстрее, чем думала. Тебя бы это не пугало? А тут ты еще взял и прикоснулся ко мне. Сначала убрал мою рамку. Затем взял меня за руку. — Амайанта оторвала свои руки от колен и осматривала их. — Что ты сможешь делать дальше? Начнешь мне угрожать чувством злости, гнева? Превратишь меня в свою рабыню? Я ведь на многое готова, лишь бы остаться в живых. Когда я была богом, то время не имело для меня смысла. Я знала, что буду вечна. Теперь все изменилось. Теперь я никто. Жизнь моя мне не принадлежит, а сама я — бестелесный сгусток света. И чтобы прожить еще один день, готова на все. А знаешь в чем ирония? В том, что когда я жила в этом мире и была могущественной, то не ценила жизнь вообще. А теперь, когда я не живу, а существую, то цепляюсь за нее зубами и ногтями.
Максуд внимательно смотрел на нее. Она снова обняла колени руками и положила голову набок, отвернувшись от него. Волосы, собранные в хвост, повисли и почти доставали земли. Печаль, безысходность. Она устала думать обо всем этом, устала бояться того, что может произойти. Амайанта сказала все, что было у нее на сердце и теперь будь что будет. Максуд ее понял. Иногда он чувствовал ее эмоции. Иногда ему удавалось распознать ее желания. А иногда он просто понимал ее. Всю.
— Ты ошибаешься, судя обо мне на основании поступков других человеков. — Максуд немного помолчал, чтобы она обдумала его слова. — Я не обычный человек. И, как ты сама говорила, — я боюсь тебя потерять. Ты ведь тоже можешь меня ощутить. Можешь меня понять. Узнать, что я думаю, чего хочу, чего избегаю. Что ты видишь?
— Люди научились у нас хорошо врать. — она все так же не поворачивала к нему головы.
— И даже тогда, когда бог связан с их душой и может заглянуть в любой ее уголок?
Амайанта поначалу не двигалась. Затем медленно подняла голову. Она смотрела вверх и лицо ее выражало задумчивость богов.
— Разве мне нужно было тебя прощать? Я бы мог затаить обиду и потом тебе отомстить. Но я поступил иначе.