— Боги бывают детьми? — с выпученными глазами спросила Жазэлизэ, не отрывая взгляда от завораживающей картины.
— Ну, по духу рассказа так больше подходит. — улыбнулась Айя.
Картинка начала терять свою яркость и четкость. Вскоре она исчезла. Амайанта опустила взгляд, а за ним и голову.
— Потом мы начали, замечу, по их мнению, плохо себя вести и Мать создала Первых. Они не были богами, но должны были указывать нам путь. Она дала им дар провидения с целью, чтобы они подсказывали нам, что есть правильно и что нет. Ну, а дальше вы знаете.
Воцарилось молчание.
— А какие наказания получили боги… твоего поколения и где они сейчас? — спросила осмелевшая Жазэлизэ.
— Я здесь. Еще один там. Что с двумя другими мне не известно. И ты, жалкий человечишко, думаешь, что наказание Отца — это так просто? Ты можешь прожить с ним, не зная, в чем именно оно заключается. Он отбирает у тебя все, но дает шанс на исправление. Ставит условие, о котором никто не знает, кроме него. Скажи мне, как же выполнить такое условие? — вспылила золотая девушка.
— И как давно это произошло? Твое наказание? — Максуд решил, что таким вопросом сможет немного разрядить обстановку. — И помни, не злись. Глубокий вдох, глубокий выдох, затем…
— Заткнись. — оборвала его Амайанта. — Я сама знаю, что мне делать. Раньше время не имело для меня значения. Поэтому мне трудно сказать, когда это было. Может, десять тысяч лет? Должно быть, примерно так. И эти десять тысяч лет я провела в заточении.
— Так он наказал тебя заточением? — снова вмешалась Жазэлизэ.
Амайанта зло зыркнула на нее, но подавила в себе злость. Максуд ясно ощущал, что ей эта тема разговора очень не нравилась. Она была для нее болезненной.
— Он наказал меня тем, что выбросил из этого мира. И если я сюда вернусь, то умру. Вот мое наказание. И я была вынуждена быть рабой. Все эти десять тысяч лет. После… небольшой ссоры с Отцом я лишилась части своих сил. Так что я стала слабее одного бога, который оказался там вместе со мной. И он этим воспользовался с лихвой.
— Где это там? — задала вопрос возбужденная Жазэлизэ.
— Там — это там. Не здесь. Тебе точно этого никогда не узнать, осломордая.
— И что случилось дальше? — спросил Максуд.
— Дальше я сбежала. Может, пятьсот лет назад. Может, тысячу. Я разбилась на сотни кусочков. И с тех пор моя сущность неумолимо терялась. — она замолчала.
— До теперь. — предположил Максуд.
— До теперь. — подтвердила его догадку Амайанта.
— Выходит, ты разгадала условие. — еще одно предположение Максуда.
— Выходит, что так.
Максуд почувствовал, что она была довольна собой в этот момент. Еще бы! Ей удалось разгадать загадку самого Отца!
— И что будет, когда ты снова станешь богом? — со страхом в голосе спросила Жазэлизэ.
Амайанта не спешила с ответом. Максуд наблюдал за ней. Это был очень важный вопрос, он хотел знать, соврет она или нет. Богиня грустно вздохнула.
— Раньше люди были для меня, как неразумные существа, жуки, с которыми ты можешь сделать все, что хочешь. И ты не чувствуешь стыда за содеянное, так как ты лишаешь жизни тех, кто и не живет по-настоящему. Если ты бросишь камень в реку, разве будешь об этом жалеть? Уже здесь я поняла, что люди живее нас. Ваша жизнь — мгновение, но за это мгновение вы успеваете любить и ненавидеть, враждовать и дружить, уважать и презирать, стремиться к чему-то и радоваться, когда что-то получается. Вы живее нас. Боги тоже обладают чувствами. Но их набор очень скуден. И нет приоритетов. Отец вложил в нас чувство справедливости, но не сделал его главным. Наверное, это и было его основной ошибкой. Теперь же я могу различать сотни эмоций и чувств. И все они прекрасны. Даже печаль и грусть.
Максуд чувствовал, что она говорит правду. Айя ничего не выдумывала, ничего не приукрашала. Она ощущала печаль. И грусть. Те самые прекрасные чувства, о которых только что говорила. Чувства. Она училась им. Ей открывались все новые и новые чувства. И тогда она получала частички себя. А если она сердилась, то теряла свою силу.
— Вот почему тебе нужен был достойный. Чтобы он творил добро, сеял и испытывал только положительные эмоции. И ты бы набиралась сил, будучи вместе с ним и постигая новые чувства. А все негативные эмоции, такие как злость, гнев, зависть, только подтачивают тебя. — Максуда осенило.
Амайанта печально улыбнулась. Осломордый сделал выводы. Поразительно!
— Раньше я была царицей боли, королевой гнева и княгиней раздора. Я подверглась наказанию. За каждое проявление такой разрушительной эмоции я теряю свою божественную суть. Знаешь, когда-то давно жил один древний народ. У них был интересный способ бороться с негативными мыслями. Каждый из них носил на запястье браслет. В нем на наружной стороне находилось пару острых шипов. Если они думали о том, о чем не хотели, то переворачивали браслет на руке и кололи себя таким шипом. — она смотрела себе под ноги. — Так и с моими эмоциями. За тысячу лет покалывания такой иголкой мне стала противна сама природа этих эмоций. Я не боюсь их испытывать, я не хочу их испытывать. Не из-за потери части своей силы, а из-за того, что они стали мне противны. Конечно, иногда меня доводят всякие осломордые, и я могу сердиться. Но это совсем не та злость, за которой следуют убийства. Я бы назвала это вспыльчивостью. Да, я вспыльчива. Но быстро остываю. И теперь я не конфликтная. Да? — она посмотрела на Максуда.