Черт его знает, как я ее не заметил. Она действительно умеет быть неприметной, когда того захочет. Надеюсь, сейчас как раз такой момент.
Маяк обходит тачку и замирает возле пассажирской дверцы. Касается чистого участка на крыше, не заляпанного грязью, и поглаживает машину.
Я перестаю дышать. С моей стороны видно, как из-под куртки выглядывает прядь светлых волос. Видна ли она Маяку? Стоит балеринке сейчас хотя бы шевельнуться, сдвинуть куртку и все пропало.
— Вот скажи мне, на хрен им такие тачки в городе? — рассуждает Маяк. — Уверен, эта девочка давно мечтала вырваться на свободу… Как думаешь, понравилось ей жить на полную?
Киваю. И стараюсь не думать о другой девочке, запертой в этой же тачке. Вот кто сейчас точно не в восторге.
Маяк убирает руку и наконец-то переводит взгляд с машины на меня.
— Удивил, так удивил. Все облизывались на эту тачку, а ты в наглую взял и вывел ее из списков в первом же отборочном туре… А ты не так-то прост, как кажешься, да? Что ж, твоя взяла, парень. Убедил. Жди месагу с инфой про следующий заезд.
— Спасибо.
— И, кстати, куртку не забудь… Шаббат шалом (2).
— Ага, — выдавливаю из себя в ответ.
Что это значит? Он что-то заметил или это просто совет не разбрасываться уликами?
Бирюзовая волна уносит Маяка к семье, нерушимым традициям, оставляя меня без ответов, а балеринка впервые шевелится на сидении, но я быстро стучу по стеклу кулаком, потому что слишком рано вылезать, и оборачиваюсь к другу.
— Кай! — орет Лука на всю округу.
Через плечо вижу, как балеринка снова каменеет. Наверняка и уши навострила, так что мое имя теперь для нее больше не тайна.
Перехватываю Лукьянюка раньше, чем он подлетает к тачке. Зная его, он обязательно залезет внутрь, посидит на всех сидениях и даже может растянуться на заднем, подложив под голову мою куртку.
— Эй! — возмущается друг. — Даже не дашь прикоснуться к этой прелести? Это что, ревность?!
Стискиваю зубы.
— Тачку уже ищут. Надо убираться.
— Ты что, не отрубил геолокацию? — пугается Лука. — Ну садись в мою, помчали тогда.
— Не, не могу. Хочу башку проветрить. Пешком пойду.
— Чего? — Лука замирает возле своей разбитой колымаги. — Заметут же тебя, Кай! Думаешь, Дмитриев тебя тоже с победой поздравит, когда найдет?
— Все будет норм, Лука. Езжай быстрей. Тебе еще на трассу выбраться надо.
Друг колеблется. Чешет спутанные курчавые волосы.
— А ты это… Вечером придешь? На пирожки?
Вспоминаю ароматы подтопленного сала, поджаренного лука и горячие клуба дыма от вареной картошки и полусырое, еще горячее тесто.
В любой другой день я бы с радостью. Но…
— Не сегодня.
Лука уезжает после небольшой заминки. Подталкиваю его машину, которая буксует, но все-таки выбирается из грязи.
Возвращаюсь к машине Дмитриева. Геолокацию я, конечно, отрубил. Первым делом. Но найти машину все равно не составит труда. Это не так сложно, когда она такая единственная в городе.
Сажусь за руль и сразу завожу мотор.
Вижу, как в зеркале поднимается темная гора. Из-под моей куртки сверкают синие глаза балеринки. Раньше она была причесанная, каждая прядка к прядке на голове, сейчас растрепанная, взлохмаченная. Щеки горят. Губы искусанные. Ох.
Резко отвожу глаза в сторону, выкручиваю руль и с разгона влетаю на насыпь пустого шоссе.
— Где там твое прослушивание? — спрашиваю через плечо.
Глаза балеринки становятся квадратными.
Да, я настолько сумасшедший.
— Сцена Александринского театра.
Хмурюсь, пытаясь сообразить, где это. Театрал из меня не очень.
— Возле Академии Балета, на улице Росси… Подожди, ты сейчас реально везешь меня прямо туда?
— Да.
— А потом что?
— А потом я оставлю тебя, тачку и уйду.
— И ты не боишься, что тебя найдут?
— А ты меня сдашь?
Перехватываю в зеркале ее смутившийся взгляд.
— Опусти маску, — просит она.
— Зачем? Чтобы тебе было легче меня опознать?
Она отворачивается, пытаясь скрыть улыбку. Заправляет за ухо выбившуюся прядь. Ловлю себя на мысли, что хотел бы коснуться ее волос и повторить это движение.
— Ты этим постоянно занимаешься?
— Постоянно ли я похищаю девушек? Нет, это в первый раз.
— Я про машины. Никогда не слышала, чтобы на угнанных машинах устраивали гонки. Это такая фишка?
— А я никогда не видел, чтобы люди по доброй воле садились на поперечный шпагат, — не остаюсь в долгу. — Просто мы из разных миров, балеринка. И ничего с этим не попишешь.