— Ты напугала меня, вот и всё. Мне совсем не страшно. Правда, но притворяться, что душишь меня — не способ доказать, что ты…
— Я просто хотела показать тебе, как я напугана, настаивала Нэнси.
Она задумчиво сузила глаза.
— Послушай, я не виню тебя за то, что ты боишься. Но дело в том. Теперь то всё хорошо. И я никогда не попытаюсь причинить тебе снова боль. Так что пообещай мне, что не будешь меня бояться. Потому что … её голос понизился. Она немного подождала. Потому что, это слишком больно. Нэнси вздохнула. Слезы катились по её бледным щекам.
— Плакать — это нормально, — тихо сказала она. Плакать — это хорошо.
Становиться легче. Это не плохо, Чувства — это не стыдно. Она улыбнулась. — Так говорит мой доктор — объяснила она.
— О, я вижу, — ответила Эмили, чувствуя себя некомфортно.
— Ты мне веришь, веришь? — спросила Нэнси. — Ты же видишь, что мне лучше, не так ли?
Эмили хотела верить ей. Но тогда, почему она использовала такой жестокий способ, чтобы доказать свою точку зрения?
Эмили выкинула этот вопрос из головы. Она улыбнулась — я верю тебе.
Нэнси вытерла слезы с лица. — Давай, пойдем ко мне в комнату, чтобы мы могли спокойно поговорить. Эта комната меня угнетает.
— Ты все ещё встречаешься с Джошем? — спросила Нэнси, когда они поднимались по лестнице.
Она спросила это так небрежно, как будто спрашивала Эмили о времени суток. Раньше Нэнси встречалась с Джошем, еще до Эмили.
— Да, — ответила Эмили, стараясь звучать так же непринужденно, — все ещё встречаюсь с ним.
— Ух ты, — сказала Эмили, входя в комнату Нэнси. — Комната начинает выглядеть, как раньше.
За неделю до этого их мать часами переносила с чердака все коллекции Нэнси — бусы, куклы и другие вещи. Вчера она положила их обратно на длинные полки, которые выстроились на одной стене. Нэнси перенесла свою мебель туда, где она была всегда.
Сестра плюхнулась на тростниковое кресло-качалку. Она наблюдала за Эмили, как Эмили ходит по комнате.
— Что это за простыня на стене? — спросила Эмили.
— Она покрывает мою картину — я начала её сегодня рано утром.
— Твоя картина? — Ты раскрашиваешь стену? А мама знает?
— Мама сказала, что я могу делать всё, что захочу. Это одно из маленьких преимуществ помешательства, — произнесла Нэнси. Как только ты сходишь с ума, все вдруг становятся располагающими и добрыми к тебе. Тебе стоит попробовать, Эмили.
Эмили засмеялась.
— Так что это за картина? — спросила она, подбирая один из листов бумаги.
— Эй, ни за что! — Нэнси наклонилась вперед и вырвала лист бумаги у неё из рук. — Не подглядывай, пока я не закончу. Всё, что я могу тебе сказать, это то, что это будет большая картина, которая выразит все мои чувства. — О, посмотри, что я нашла.
Она подняла несколько бюллетеней колледжа. — Думаю, мне пора подавать новое заявление.
Колледж. Это звучало так нормально. Эмили начала чувствовать надежду. Если Нэнси действительно снова была собой, то впереди была долгая жизнь. Долгая жизнь у обоих из них.
— Это замечательно. — Ты уверена, что готова к колледжу? — спросила она, осторожно, чтобы её вопрос не звучал критично.
— Я думаю я могу подождать еще год, чтобы дать себе больше времени на восстановление. Понимаешь?
Эмили кивнула. — Конечно.
Весь год Эмили представляла эту сцену в своем воображении. Они с Нэнси наконец-то встретились. Иногда она представляла себя плачущей, иногда кричащей. Но она никогда не думала, что они будут так спокойно общаться.
— Как поживают мама и Хью? — спросила Нэнси. — Давай, я хочу услышать все сплетни. Они ведь не всегда такие милые, правда?
— Боюсь, что да.
— Так мило! — воскликнула Нэнси, её глаза сверкали.
Они обе захихикали.
— Как вы сейчас, ладите с Джесси? — поинтересовалась Нэнси.
— Джесси? Мы… — Эмили остановилась. «Ух ты, как хорошо всё выходит», — сказала она себе. Она почти начала восторженно рассказывать о том, как они стали близки с Джесси.
— Вы поладили? — перебила её мысли Нэнси.
— Более чем, — сказала Эмили.
— Думаю, это удивительно, что вы двое вообще ладите, учитывая всё, что я сделала, чтобы настроить вас друг против друга, — прокомментировала Нэнси.
Она сказала это как бы между прочим, но потом виновато улыбнулась Эмили. Улыбка вышла болезненной.
«Должно быть, Нэнси трудно простить себя», — подумала Эмили. Ей вдруг стало, ужасно жаль Нэнси.
Нэнси откинула голову назад и посмотрела прямо в потолок. Эмили восхищалась профилем сестры, тонким прямым носом, как у мамы, рыжими волосами, мягко обвивающимися вокруг её плеч. Нэнси снова посмотрела на неё и улыбнулась.