— А помнишь… — начал было он, но был перебит на полуслове.
— Как мы возвращались с экскурсии в седьмом классе и водитель автобуса решил переждать, пока дождь закончится? А ты простоял три часа под ливнем у здания школы, пока меня ждал? — словно прочитав его мысли, предположила Юля.
Сережа деланно оскорбился её насмешливому тону.
— Эй, я вообще-то думал, что сойду с ума, когда вы не появились вовремя, — упрекнул он. — Ты себе представить не можешь, какие страшные картинки я нарисовал у себя в голове с участием вашего автобуса.
— Я думала, ты убьешь водителя, — усмехнулась девушка, совсем не проникнувшись его терзаниями.
Сережа покачал головой, вспоминая, как накинулся на низкорослого мужика, стоило тому выйти из автобуса. Он его даже за грудки хватал в состоянии аффекта, но тогда ему было все равно. Он буквально едва не расплакался от облегчения, когда заметил подъезжающий к школе автобус.
— Ему повезло, что я больше переживал о том, что ты промокнешь под дождем, если будешь стоять и смотреть как я разбираюсь с ним, — пожал плечами Сережа, ловя задумчивый взгляд своей жены.
— Ты всегда заботился обо мне, — с грустной улыбкой заметила она. — Больше чем о себе.
— О, ты серьезно? — засмеялся Метельский, улавливая грусть в её голосе. — Не нужно делать из меня героя. Я нагло и эгоистично всегда съедал самые большие котлеты за столом. Или забыла?
Юля улыбнулась, а потом захохотала искренне и открыто, закрывая ладошками рот, а Сережа застыл на месте, любуясь ею. В такие моменты она словно снова становилась той милой безаботной девчонкой, что любила танцевать на заднем дворе их домика в деревне.
— Ох, а ты прав, — сквозь смех сумела проговорить она, промакивая выступившие слезы на глазах салфеткой. — А еще ты никогда не делился со мной сливами, что воровал со двора бабы Маши.
— Так у тебя ж на них аллергия, — возмутился Сережа её показательно надутым губам. — Помнишь, как мы тебя всю зеленкой измазали, когда думали, что это ветрянка? А это оказалась, что аллергическая сыпь на сливы.
— Ничего смешного! — простонала Юля. — Я тогда две недели как жертва домашнего насилия ходила!
Теперь уже смеялись они оба, игнорируя косые взгляды, что украдкой бросали на них другие посетители забегаловки. А истории всплывали в их памяти одна за другой. Как на рыбалку ходили и Юлька утопила оба весла, когда пыталась показаться самостоятельной и независимой личностью, способной самолично доставить себя на берег. Как удочку сломала, что он несколько недель вытачивал. Она тогда так обрадовалась, что поймала настолько крупную рыбеху, что не могла её вытащить. Суетилась на берегу, подсекала и тянула-тянула. Едва смогла вытянуть на берег свой улов, каким оказался старый мужской сапог, поросший тиной. Она тогда целый вечер с Сережей не разговаривала за то, что он смеяться с неё начал при ребятах. Ему пришлось не меньше часа под дверью её комнаты извиняться, пока не простила.
Этих историй было так много, что оставшийся путь до деревни прошел незаметно. Но они одновременно замолчали, когда машина остановилась перед деревяным зеленым забором. Домик бабы Кати, в котором прошло их детство и юность, выглядел опустевшим. Выцвела краска, посерела побелка. Окна встречали темнотой.
Юля первой потянулась к двери. Они любила этот дом, но в тот момент, как они подъехали, испытала волну накатившего страха. Четыре года она не была в этих стенах. Её психолог настаивал, что ей еще рано появляться в месте, что так напоминало бы о том, как много она потеряла. И, не смотря на то, что сейчас она чувствовала себя более уверенно, тень сомнений все еще мелькала на переферии сознания. Она боялась переоценить себя и сорваться. Но рядом был Сережа и она знала, что он не даст её упасть.
Выскочив из машины, она накинула капюшон куртки и быстрыми шагами направилась к калитке.
— Сереж, не могу открыть, — прокричала она Метельскому, что как раз вытаскивал из багажника сумку с вещами и пакет с продуктами. — Замок видимо заржавел.
В дом они смогли попасть только спустя четверть часа. Насквозь промокшие, измотанные долгой дорогой, но в хорошем настроении. Они шутили и смеялись над судьбой, создавшей для них столько преград. Ему ведь пришлось в своих дорогих брюках и итальянский туфлях перелезать через забор, когда они поняла, что ковырять замок бесполезно. И все бы ничего, если бы он не спрыгнул с забора прямо в лужу, погрузившись в грязь практически по щиколотку.
Пока Сережа подключал котел, чтобы хоть немного согреть дом на ночь, Юля кое как отжала волосы и стала разбирать продукты. Как только в доме включился газ, она зажгла печку отсыревшими спичками и поставила чайник.
— Чай или кофе? — вежливо поинтересовалась, когда услышала за спиной шаги.
Сережа остановился на пороге, с мягкой улыбкой наблюдая за девушкой, хозяйничающей на кухне. Своей кухне. Это чувствовалось в каждом её уверенном движении. В том, как грациозно она открывает нужные шкафчики, как плавно скользит вдоль столешницы от холодильника к плите.
— Достанешь из погреба варенье? — с надеждой в голосе попросила она, оборачиваясь через плечо. — Там оставалось несколько баночек абрикосового варенья бабы Кати. С косточками.
Сережа усмехнулся, качая головой. Эта девчонка могла сама съесть целую банку абрикосового варенья, если её не тормозить. Спасал лишь тот факт, что она бы никогда, даже под страхом смерти, не спустилась бы в погреб. Помнится, когда ей было двенадцать она увидела там на одной из полок мышь, так крику было столько, что баба Катя думала, окна побьются во всем доме. А Юля вылетела из погреба быстрее пули и с тех пор никогда туда не спускалась. Максимум что могла, это посветить фанариком, стоя в двух шагах от ступеней вниз.
— Эй, Кроха, выключай чайник, — раздался довольный голос Метельского. — У меня есть вариант поинтереснее.
Заинтригованая его словами, Юля повернулась к погребу как раз в тот момент, когда оттуда показался большой стекляный бутыль с багравой жидкостью, а следом вылез донельзя довольный своей находкой мужчина.
— Это то, что я думаю? — взволнованно спросила Юля, понизив голос, словно боялась, что её услышат.
Сережа воровато оглянулся по сторонам и ловко переставил десятилитровый бутыль на середину обеденного стола. Юля подошла ближе и встала рядом с ним, не сводя взгляда с находки.
— Не узнаем, пока не проверим, — подмигнул Метеля.
Пришлось повозиться, но вскоре бутыль был откупорен. Он очень осторожно склонился над колбой, втягивая запах и блаженно закрыл глаза.
— Юлька, мы нашли клад, — простонал он.
Нетерпеливо отпихнув мужчину, Юля тоже склонилась над бутылем, принюхиваясь.
— Вино из шелковицы, что ставила баба Катя, — восхищенно пробормотала она, закрывая глаза от восхитительного запаха. — Сколько ему лет? Десять?
Сережа достал два пузатых бокала из верхнего ящика и поставил их на стол перед ними. После этого острожно, словно величайшую ценность, разлил вино по бокалам.
— Больше, — хмыкнул он, считая в уме сколько это сокровище простояло в погребе. — Тебе тогда лет двенадцать было, не больше. Помнишь, как баба Катя заставила нас обобрать все деревья на нашей улице?
Юля хмыкнула, вспоминая, как непрерывно жаловался Сережа, когда они почти целую неделю после этого ходили перемазаными в шелковице, что не оттиралась ничем, как бы сильно они не терли кожу. Ребята тогда не понимали, почему это было так важно для старушки, которая алкоголь вообще не употребляла. А спустя год, когда вино достаточно переиграло, она налила стакан и дала им попробовать результат собственных трудов. Юля никогда не забудет вкус этого напитка, ведь это было самое вкусное, что она пробовала в своей жизни. Даже теперь, когда она перепробовала самые дорогие и именитые сорта вин, ничто не могло сравнится со вкусом этого вина.
— Помнишь, что она сказала, когда ты спросил о нем на свое совершенолетие? — тихо поинтересовалась Юля, крутя в руках бокал и наслаждаясь стоящим на кухне ароматом ягод.