И ведь он тогда приехал в дом бабы Кати с твердой уверенностью поговорить с Юлей начистоту. Рассказать все, попробовать вместе принять решение о том, как действовать дальше. Но то, как она встретила его, перечеркнуло все планы мужчины. Девушка была не просто отсраненной, она словно делала вид, что прошлой ночи вообще не существовало. Будто не было их откровеных признаний, сводязих с ума ласк, абсолютной близости. Вначале, он держал себя в руках, пытался понять и пробовал с ней говорить. Просил, умолял, обещал, что все будет хорошо. А потом сорвался. Наговорил ей много чего, что все эти годы внутри себя хранил, первернул стол, отбутснул несколько стульев, и ушел. Наворачивал круги до самой ночи вокруг деревни, и лишь после двенадцати к дому вернулся. Он даже выйти из машины не успел, как она молча села на заднее сидение и холодным голосом, лишенным эмоций, попросила отвести её домой. Словно не к мужу обратилась, а к таксисту. Но ему ничего не оставалось, как забрать с крыльца подготовленные сумки и отправиться домой. Ехали молча, лишь изредка скрещиваясь взглядами через зеркало дальнего вида. И только рядом с городом он не выдержал и заговорил первым. Искренне извинился за несдержанность и попросил объяснить, почему она так себя повела. Но Юля не ответила искреностью, лишь неоднозначно пожала плечами, признавая, что совершила ошибку.
Несколько дней по приезду домой Метеля не находил себе места. Осаждал её, продолжая злиться. В какой-то момент обида была такой сильной, что, казалось, он просто её возненавидит. Но ненависть никак не приходила. Смотрел на неё и думал, что с ума сойдет от непонимания и бессилия. А в сердце все равно теплилось признание, что она сделала в деревне. Как бы там ни было, продолжал верить в простые, но такие чистые слова любви, что она произнесла. Не собирался мириться с тем, что она не хотела быть с ним. Понял, что как бы там ни было, сможет перебороть её страхи. На что угодно пойдет, лишь бы снова ощутить её рядом.
Сменил тактику, начал действовать иначе. Поставил точку в отношениях с Лерой. Не мог больше обманывать ни себя, ни её. И теперь каждый вечер к ужину возвращался домой. Покупал для неё букеты цветов, устраивал милые сюрпризы. Она пыталась отстраняться, делать вид, что все это ей не интересно, но с каждым днем Метельский буквально кожей чувствовал, что она оттаивает. Улыбается, когда он не видит, гладит лепестки подаренных цветов. А в прошлом месяце ему вообще показалось, что она передумала и решила поддаться ему. Он тогда едва переступил порог их дома, возвратившись с работы, как она кинулась к нему в обьятья. Сережа тогда даже шелохнуться побоялся, так и стоял аккуратно прижимая жену к себе и пытаясь понять, что побудило её на контакт. Так и не понял от радости она или наоборот поддержку искала, а когда попробовал спросить, она отстранилась и сбежала в свою комнату, отказавшись от ужина. Он тогда пол ночи просидел под её дверью, пытаясь разговорить, но ничего не вышло. Она словно боялась сделать шаг к нему навстречу, словно именно он и был тем самым последним, что разделял их, и она это знала.
Но Сережа и не думал опускать руки. Не собирался отступать. Он чувствовал свой шанс, ощущал как колеблятся её запреты, как пробуждается в ней вера в него. Вера в них. Именно в тот момент он и пропустил несколько важных событий, которые привели к тому, что его, как и еще одиннадцать высших чиновников государства, скрутили на церемонии награждения меценантов этого года, что проходила в доме Ковальского. Юля должна была приехать отдельно и Сергей молил Бога, чтобы она задержалась достаточно и не попала в гущу событий. Его успокаивало, что Макс был рядом с ней. В последнее время Горем вообще с какой-то маниакальной зависимостью следовал за ней по пятам практически все двадцать четыре часа в сутки. Но когда Сережа пытался выяснить причины изменения его поведения, то лишь неоднозначно пожимал плечами, пытаясь сделать вид, что ничего не происходило.
— Итак, господин Метельский, вам есть, что сказать следствию или вы будете продолжать молчать? — язвительно поинтересовался мужчина, глядя на своего подозреваемого.
— Товарищ следователь, — обратился к нему Сергей. — Я абсолютно не понимаю, в чем вы пытаетесь обвинить меня или моего тестя.
Старший лейтенант Мазурков сжал кулаки и сцепил зубы. Он вел это дело уже более года и теперь, когда наконец смог усадить на скамью подозреваемых всех фигурантов, его свидетель вдруг решил поиграть в молчанку. И ведь он предупреждал, что Сергей будет молчать, пытаясь защитить жену, но Мазуркову казалось, что налет сможет напугать этого хлыща достаточно, чтобы он заговорил и без дополнительного давления. Выходит, проиграл он касарь подчистую.
— Брось, парень, — попытался сменить стратегию следователь. — У меня на руках достаточно показаний, чтобы упрятать всю вашу шайку далеко и надолго. Хочешь сделку? Я могу дать тебе свободу в обмен на информацию, которой ты владеешь.
Сергей поднял взгляд, обдумывая слова полицейского, но лишь горько усмехнулся. Он бы ни за что на свете не стал бы выгораживать себя, подставляя Юлю.
— Если у вас есть доказательства, то зачем вам мои показания? — усмехнулся Метеля. — Просто посадите меня и дело закрыто. Я ничего не скажу.
— Еще как скажешь, — раздался мужской голос, когда за его спиной открылась дверь, пропуская в допросную еще одного мужчину. — Я не дам тебе запороть дело, из-за собственного никому не нужного геройства.
Сережа резко обернулся, поскольку не узнать этот голос просто не мог. Он долго смотрел на грузного, крепкого мужчину перед собой, пытаясь осознать происходящее.
— Волына? — недоверчиво прошептал он, словно не мог поверить собственным глазам. — Ты же мертв.
Мужчина хмыкнул, проходя в допросную и занимая второй свободный стул, напротив стола. Мазурков недовольно покосился в сторону присоединившегося к ним мужчины. Потом резко вытащил из кармана тысячерублевую купюру и кинул её на стол, словно она все это время прожигала ему карман.
— Зря не поверил, Мазурков, — явно наслаждаясь происходящим, протянул Кирилл Викторович, пряча купюру в карман пиджака. — Я ж говорил, что ты его не сломаешь. Он, пока будет думать, что Юля в опасности, слова тебе не скажет.
Имя жены резануло слух, заставляя Сергея резко поддаться через стол, хватая Волыну за руку.
— Что с ней? Где она? Её тоже задержали? — прорычал Метельский, переводя разъяренный взгляд на следователя.
От одной мысли о том, что Юлю могли держать в одной из таких комнат, ему хотелось немедленно броситься на её поиски. Ведь понимал, что она не выдержит допроса. Не боялся, что она скажет что-то, что подставит её саму, поскольку она ничего о делах отца не знала, но опасался, что её могут насильно заставить подписать признание. Кто знал, сколько из местных полицейских под колпаком у Ковальского? Не хватало еще, чтобы все на неё повесили, как Сокол и предупреждал.
— Не переживай, парень, — отвлек его от переживаний потеплевший голос Волыны. — И с Юлей, и с ребеночком все в порядке.
Сказал и сам не понял, в чем признался, пока не увидел, как лицо Сергея сначало вытянулось в удивлении, а потом побледнело так, что в гроб краше кладут. Понял, что она так ничего ему о ребенке и не смогла сказать. Волына нахмурился, осознавая, что не в свое дело полез. Но и сдержаться не смог. Он, когда узнал о Юлиной беременности, сам едва слезы в глазах сдержать смог. Давно уже девочку за дочку принимал и радость её как свою собственную ощутил. Словно это действительно он скоро дедом станет.
— С каким ребеночком? — переспросил Сережа, медленно переваривая услышаное. — Юля… беремена?
Кирилл Викторович вздохнул тяжело, слова подбирая. Не он должен был будущему отцу эту новость сообщать, но действительно думал, что Юля рассказала. Ведь буквально вчера, когда они последние детали обсуждали, она говорила, что сделает это. Выходит, что не смогла.