— Слушай, ты хороша. Может, и не убийственно, но определенно хороша. Я человек болотный, склонный к тинной созерцательности, но вот так и скажу. Ты тоже ведьма. Эльфийская. Невесомая и красивая.
— Готов влюбиться?
Энди засмеялся:
— Знаешь же, что нет. Я вообще не влюбчив. Хватит с тебя шкипера.
— Страдает, старый козел? — Хатидже сердито прищепила очередную рубашку — Как к барышням уползать, так он первый. Ну, или второй. Док, кажется, его обошел.
— Непреодолимая магия островных отрав, — Энди вытряхнул бельевую корзину. — Не будь злопамятной. Мы все были хороши.
Вдова промолчала. По некоторым недомолвкам Энди догадывался, что на пиру приключалось разное, и суровая леди из-за стола тоже отлучалась. Со шкипером уж определенно, случались ли прогулки с Доком или с обоими джентльменами, уточнять не стоило. Возможно, это все бред отравленного сознания, и вообще лучше не вспоминать.
— Со временем забудется, — сказала вдова, глядя на алеющее закатными лучами море.
— Я вот что хотела спросить, Энди. Если сочтешь наглостью, можешь сразу послать. Царица
— она была настоящая?
— Вполне. Я был весьма нетрезв, по-моему, и она тоже. Нов том, что Ки была настоящая у меня нет сомнений. Это-то и обидно. А почему ты спрашиваешь?
Хатидже убрала с глаз непослушные пряди, пожала плечами:
— Рано или поздно мне придется сойти с «Ноль-Двенадцатого». И отыскать себе что-то вроде дома. Я бы не хотела, чтобы мне потом стало нестерпимо обидно. Не хочу обмануться. Слишком часто самое лучшее оказывается пьяным бредом.
— Понимаю. Ошибиться легко, что верно, то верно. Ну, можешь на меня рассчитывать. Оценим ситуацию, сложившуюся на жизненном столе общими усилиями. Ночные и дневные глаза всегда получше чем какие-то одни.
— Сволочь ты. Тинный ящер и жаб. Ноя, пожалуй, поверю.
— Отлично. Пошли, вода для супа уже вскипела.
— Мгновение. Раз мы уж затронули эту тему, еще один вопрос. Мелкий. Барышни на острове действительно… поросятки? Я их в трезвом виде так и не увидела.
— В них порядком свинского. Объяснить трудно, но, да, весьма и весьма поросятки. А что?
— Я с одной, кажется, целовалась, — задумчиво объяснила вдова.
— Женщина, да ты вообще спятила⁉ Считай, я этого не слышал.
— Что такого? Я дама столичная, глубоко порочная. Хотелось попробовать. И не крути хлебалом, можно подумать со страстными стонами крыть свиней это вполне нормально, а целовать — полный ужас и не комильфо.
— Черт знает что за бесстыдство. Ладно, мне-то что: я ни с тобой, ни со свиньями целоваться не собираюсь. У нас на Болотах такое не принято. Все, пошли к котлу
Энди подловил момент с удачной волной и перепрыгнул на корму катера, вдове напрягаться не пришлось — играючи перешла по буксирному канату. Вот-вот, суть ангелицы непорочной…
Проснулся ночной штурвальный от беготни по палубе.
На горизонте была земля. Гру утверждал, что это южная оконечность мыса Анта, он же Край мира — его «по описанию не спутаешь». Следовало быть осторожными: где-то здесь были отмели Лабиринта, знаменитые не только рыбными уловами, но и опасными рифами.
— Сплошь дворцы, — сомневался штурман, пытаясь разглядеть в бинокль далекий берег. — Сомневаюсь, что имеет смысл в порт входить — встретят нас, сложности начнутся.
— Ну, вряд ли. Пуст город, — заверил мальчишка. — Там все давно спятили и вымерли. Кто поудачливее, успел разбежаться. Те потом уже поумирали.
— Экая оптимистичная история, — покачал головой Док. — А имя сего счастливого града история сохранила?
— Ну Известное имя у города. Только сложноватое, — Гру поднапрягся. — если целиком так «Акропоборейсес», его горожане звали. Нижний город и порт именовались попроще — Сюмболо. А как верхнюю-благородную часть обзывали, никто уже не помнит.
— Усложняли местные, — не одобрил древних жителей гребец. — Видимо, пиндосы-эмиргранты обитали, наихвощбл. Намудренно очень.
— Ты, бмня, язык попридержи! — рассердилась вдова. — Люди вымерли, что их попрекать? Совести у тебя нет!
— Так нам якорь нужен, а не совесть, — оправдался Сан. — И не ори, тоже Тайра-Бэнкша отбеленная нашлась, что б мя зангвж!
— Потом доругаетесь, — оборвал вечных спорщиков шкипер. — Решаем, как нам удобнее десант высаживать.
До заката «Ноль-Двенадцатый» отстаивался среди отмелей и крошечных островков. К порту двинулись лишь в сумерках.
Медлительно катили к берегу широкие полукружья волн. Катер осторожно подкрадывался к пугающе высокой суше — отвесные утесы и полуразрушенные дворцы на их вершинах увеличивались в сгущающейся темноте. Команда напряженно наблюдала за берегом: там ни зажглось ни единого огонька. Катер держал курс чуть восточнее, обходя крайний мыс. Открылся скрытый тенью, но угадывающийся провал глубокой бухты, далее уходили на север каменистые вершины гористого берега.
— Вот он — великий мыс Анта, — костяной хвост земли, — тихо пояснял Гру. — Все к северу и к северу тянется. Говорят, поперек мыс можно за полдня пройти, если в пропасти не упрешься. Зато с юга на север — считай, бесконечен. Вдоль восточного побережья островков уйма, вдоль западного их поменьше. А так мыс все идет и идет. Поселки и города, вроде бы, есть, но все опустевшее. Мозговой мор — страшнейшая тайна проклятия полной безмозглости. А ведь народ был, говорят, не глупее прочих.
— Не нагоняй дрожи, — попросил Энди, занявший место за штурвалом. — Мы поняли. Но безумием со свинским уклоном мы уже переболели, так что безлюдье лично меня только успокаивает. Лучше бы оно так и оставалось: темно и мертво. Якоря мертвецам ни к чему, могут и поделиться.
— Мрачно иронизируешь, Энди, — упрекнул доктор. — Ни к чему мертвых с живыми сравнивать. Живые, знаешь ли, всегда симпатичнее мертвых. Это любой анатомический театр легко докажет. А живые… Желтокожие, краснокожие, европеоиды или слегка свинообразные — так ли уж велика разница? В сущности, все мы очень схожи.
— Джентльмены, сейчас не время философствовать и вспоминать об оставленных островах, — призвал к вниманию и сосредоточению Магнус. — Город-то огромный. Могут быть сюрпризы. Вон дворец какой впечатляющий.
Катерники невольно вновь и вновь смотрели на величественные строения на вершине прибрежной горы — колоннады и высокие галереи храма (или царского дворца?) поражали воображение.
— Парфенон куда тусклее, — прошептала Хатидже.
— Да, удивительный архитектурный комплекс. Прямо-таки вершина эллинского искусства и прочей античной безупречности — согласился образованный доктор.
— Туда лучше не ходить, — пробормотал мальчишка. — Говорят, нехорошее место. Да и якорей там не найти.
— А сокровищница⁈ — оживился Сан. — Там же все ценности остаться должны! Зачем безумцам серебро и всякие короны?
— Ход твоих мыслей наглядно доказывает, что орган, отвечающий за жадность, находится в человеческом организме гораздо выше тазово-хвостового отдела, — сообщил доктор.
— Да ну, млеговобще, чего сразу хвостом попрекать? — обиделся гребец. — Я высказал предположение и версию. Не нужна нам сокровищница, так и ну ее в писопу.
Катер прошел мимо башни навсегда угасшего маяка. Открылись пристани и пирсы. У некоторых причалов из воды торчали мачты небольших затонувших кораблей…
— При случае можем присмотреть что-то вроде челнока. Наш «Заглотыш» слишком неповоротлив, — напомнил экипажу шкипер.
Энди сбавил ход до «самого малого». Огромный порт, спускающиеся к нему улицы, все пустынное и мертвое, нагоняли жути. Никаких признаков жизни, только блекло-серебристая листва деревьев слабо шевелилась на ветру Шкипер снял с пулемета чехол: лязг пулевых контейнеров, занявших место на спарке, подействовал успокаивающе.
Штурвальный подвел катер к пирсу. Легкий толчок, Гру перепрыгнул на массивный настил, накинул петлю швартового конца на чуть покосившуюся причальную тумбу-сваю. Почти неслышный рокот «компада» сейчас лишь оттенял полную тишину неизвестного берега.