— Так я гляну? — предложил Энди, поудобнее перехватывая верный багор.
Рулевому посоветовали быть поосторожнее, но он и не собирался рисковать. Сокровища — дело небесполезное, но для Болот серебро и камни не являются особой ценностью. Вот если бы в бочонках запас масло-жира нашелся…
Энди поднял на лоб очки, отодвинул от пролома мартышку — та тоже вглядывалась в могильную сырость.
Смотреть пришлось долго: видно отчего-то было не слишком четко. Испарения или действительно морок?
— Я один бочонок вижу, — вокруг всякая дрянь и гниль.
— Нет, я определенно два бочонка видел, — не поверил шкипер.
— Три там их как минимум! — отрезала Хатидже.
— Мы с вами, миссис летунья, жаднее, — ухмыльнулся юнга. — Мне тоже три бочонка примерещилось.
— Можно потом пересчитать, — заметил Энди. — Я могу попытаться выкатить багром крайний бочонок. Но не разумнее ли заняться для начала носом и выволочь эти заманчивые тюки? Они нам могут оказаться полезнее всяких рубинов.
— Абсолютно верный подход! — одобрил шкипер. — Леди и джентльмены, за дело!
пояснил Гру. — Симпатичные такие бочонки, хотя и чуть гниловатые.
признался Энди. — Действительно, вроде камешки блестят. А
Тюки оказались увесистыми, но цеплять их было удобно. Энди выволок все четыре, порченую кожу взрезали, развернули содержимое. Моряки замерли в молчании: роскошь старинной ткани потрясала.
— Это что? Парча? — прервал молчание шкипер.
— Не знаю, на тафту похоже, — прошептала Хатидже.
— Похоже, это действительно поценнее содержимого бочонка, — констатировал Энди, морщась от блеска одной из ткани — крайний рулон слепил блестящим шитьем даже сквозь стекла очков. — Рискнем ли мы сшить из сокровища парус, вот вопрос для следующего планта[3].
— А если… — начал юнга, но тут в корабле завизжали.
Мартышка, соблазненная блеском камней, все же забралась в корму флюга…
Энди с багром нырнул в пахучую полутьму. Сырая заплесневело-шерстяная тень трюма шевелилось и корчилось: обезьяна уже не визжала: яростно лягалась свободной ногой и отчаянно пыталась вырваться. Вторую тощую ногу мартышки втянуло в себя нечто смутное и неопределенное. Ночной штурвальный обеспокоился за свои глаза — зрение явно шалило — и поднял на лоб очки. Лучше не стало: хищное пятно осталось мутной плоской тенью, непонятной и пугающей в своей аморфной загадочности. Правда, Манки теперь выглядела четко и даже красиво — этакий буйный силуэт, обведенный легкой серебряной каймой. Уже не лягалась, а пытаться драть врага когтями нижней лапы. Ну, с этим у нее не очень — не тигр — коротковаты когти.
Энди для пробы ткнул непонятного врага в дальнюю часть пятна. Острие багра почти ничего не почувствовало — словно в гнилушку ударил. За спиной в дыру корпуса лезли моряки, клинок сабли и сталь топора кидали неприятные взблески, мешая видеть, да и багром работать стало неудобно. Над палубой ругалась невидимая взлетевшая вдова.
— Назад сдайте! — рявкнул Энди, пытаясь решить — где же у противника лузы?
Догадливый юнга выпихнул шкипера обратно на солнце.
Мартышка сопротивлялась, не давая утащить себя в сырой мрак, упиралась локтями и свободной ногой, швыряла в алчную тень песок и все что подворачивалось под руку. На головы сражающимся сыпались трухлявые щепки и песок.
— Ползи на свет! — скомандовал Энди и уже обдуманно пустил в дело багор. Раз колоть бессмысленно, будем цеплять.
— Ууух! — застонала обезьяна и изловчилась перевернуться на живот. Ее заглоченную ногу уже не было видно выше колена. Энди крюком багра отжал что-то относительно живое к борту судна, затем дернул на себя — враг не поддавался, словно прилипнув ко тьме, даже наоборот, ощутимо потянул к себе живую добычу. Манки поехала на животе в сырой ужас, «уухнула», ухватилась за бочонок с сокровищами. Верно, якорь недурной.
— А ну вместе! Podnavalis — призвал рулевой, глубже вонзая крюк багра.
Вместе рванули тьму к свету, к пролому борта — вот теперь пошла! Манки использовала бочонок как точку опоры, Энди сработал багром как рычагом. Вышвырнутые наружу обезьяна и враг кубарем покатились по гальке.
— Точно! Обманник! — радостно завопил юнга-всезнайка.
Энди поспешно скинул на нос очки и выбрался на дневной свет.
Вдохновленная почти-свободой обезьяна пыталась уползти к воде, лупя пяткой по уродливому мешку, упрямо заглатывавшему ее ногу. Больше всего коварный хищник был похож на плоского кожистого слизня. Шкипер полоснул мерзкий живой мешок саблей, Гру деловито примерился топориком.
— Лапу Манькину не заденьте! — руководила сверху вдова, устроившаяся на борту флюки.
— Рубить бесполезно, — предупредил Энди. — Стягивается как смоляная дыра.
Действительно: широкая рана от сабли затягивалась почти мгновенно, лишь по краям разреза бледная плоть пузырилась жидкой кровью. Живой мешок поволок обезьяну обратно к уютной дыре в корпусе. Манки ухватила голыш и лихорадочно лупила по
предположительной голове врага.
— Спокойно! Растягиваем шмондюка по песку и пришиваем! — догадался опытный юнга.
Дружными пинками сапог моряки сдвинули обманника дальше от корабля. Обезьяна дважды перевернулась вместе с хищником, ни издала ни звука, вновь принялась колотить по врагу своим жалким оружием. Энди тщательно выбрал местечко на матовом плоском теле обманника и глубоко вогнал острие багра в песок, прибивая тушу к месту. Что-то хрустнуло.
— Полагаю, хребет у него все-таки есть, — отметил рулевой.
Прибитая к земле туша беззвучно колотилась, разлеталась галька, обезьяну мотало как тряпичную куклу.
— Не так велик, но силен, — удивился Гру и принялся наносить сильные удары, метя обухом топорика вдоль предполагаемого позвоночника. Шкипер сунул в ножны малополезную саблю, подхватил тяжелый обломок шпангоута. Энди счел уместным вспомнить о найденном топоре. Бить, держа ржавое железо двумя руками было не особенно удобно, но в данный момент решающим было общее количество и сила ударов.
Через минуту-две обманник начал сдаваться и выплюнул добычу. Мартышка отползла в сторону и принялась шумно и облегченно сопеть.
— А переваривает он медленно, — сказал, глянув на обезьянью конечность, Магнус.
— Ну. В сущности вяловатая тварь, — согласился юнга, продолжая топориком делать из врага что-то на манер огромной отбивной.
Нога Манки была румяна как морковь — похоже пострадал верхний слой кожи, но не то чтобы непоправимо…
Энди пришлось бросить топор и удерживать древко багра — упорный обманник пытался вырваться, раскачивая пришпилившую его огромную «булавку».
— На редкость живучая уродина, — очень верно подметила высокосидящая Хатидже. — Может, его все-таки разделать?
— Хорошая мысль, — согласился запыхавшийся юнга. — Сэр, а если его аккуратно, как камбалу?
Острый сабельный клинок погрузился в угадываемую пасть обманника, начал вспарывать тварь по периметру. Гру ловко впихнул в разделяющуюся плоть широкий обломок шпангоута — бледные края с тонкими костями зашлепали в тщетных попытках срастись. К тому времени как Магнус, кряхтя, довел клинок до другого края пасти, из обманника получились два полу-обманника.
— Растаскиваем! — призвал Энди, выдергивая из песка багор.
Моряки разволокли половинки твари подальше друг от друга. Обманник еще подавал признаки жизни: по пластам туши — каждая половина была не толще двух дюймов — проходила дрожь, но сползтись воедино чудовище уже не пыталось.
— Где глаза и где верх-низ даже не угадаешь, — отметила наблюдательная вдова. — Как такой экземпляр будем описывать доктору и классифицировать, ума не приложу.
— Если попроще: действительно сухопутная камбала с засадной манерой охоты, — пояснил Энди, вытирая багор.
— Да, но чем оно питается, когда нет людей? — шкипер с сомнением рассматривал хищника, ставшего похожим на пару плохо выделенных жирных шкур.